Книга Все хорошо - Мона Авад

театральной студии, администрации и всем, кто готов был слушать, что роль у меня слишком маленькая. Почему мне не дают чего-то более значительного? Ведь любому ясно, что я звезда. Уж ей ли не знать, она ведь в гостиничной столовой работает. «Вот уж где настоящий театр!» – говорила она и молотила по парте кулаком.

Шипела: «Просто нелепо. Какие же вы все придурки!»

«Очень благодарны вам за обратную связь, мисс Фитч!»

Бриана кивает, глядя в пол. И я окидываю ее цепким взглядом, как раньше делала она. Сидит, сгорбившись, крошечное тело утонуло в темной бесформенной толстовке. На запястье болтается больничный браслет. На шее – золотой крестик. Как всегда, отлично подобрала реквизит. По обеим сторонам от нее застыли родители. Мать пытается смотреть строго, но взгляд у нее робкий, нерешительный и пьяный. А отец вообще отводит глаза. Ясное дело, она хотела прийти сегодня. Я не паникую. Ни капли. Потому что винить меня в болезни Брианы – чистый абсурд. Разве я когда-нибудь дышала так же тяжело? Разве мои губы были такими же бескровными?

Хмыкнув, декан объявляет:

– Что ж, давайте начнем, не возражаете? Бриана, ты выдвинула очень серьезное обвинение.

Фов наклоняется к Бриане и пылко хватает ее за руку.

– Вперед, дорогая! – ласково напутствует она.

В горле у меня клокочет смех. Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.

– Бриана, не расскажешь нам, что тебя сюда привело? – просит декан.

Та кивает. И сверлит меня своими глазами цвета увядших листьев. Потом поднимает руку. И рука трясется, можете себе такое представить. Трясется, но при этом указывает тоненьким белым пальчиком на меня.

– Она, – выдыхает Бриана.

– Профессор Фитч, – поправляет декан.

– Она наслала на меня болезнь.

Все молчат.

Отец Брианы по-прежнему смотрит в сторону. Мать глядит на меня, как на исчадье ада. Но я совсем не такая. Меня по-прежнему освещает рвущееся в окно солнце. Согревает мне руки, играет в волосах. Я изящно примостилась в кресле, скрестив ноги в лодыжках. Ничего не говорю. Просто улыбаюсь. И смотрю на декана, спрашивая взглядом: «Что? И как прикажете на такое отвечать?»

– Каким образом она это сделала, дорогая? – мягко уточняет у Брианы мать.

– Не знаю! – вопит та. – Просто наслала, и все. Я это почувствовала.

– Ты это почувствовала, – повторяет декан.

– Она меня потрогала! Потрогала, и от этого я стала такой!

Бриана опускает глаза на свое несчастное изломанное тело. По щекам ее бегут слезы.

– Потрогала! – взвивается Фов.

У этой аж слюнки потекли. «Ах, как интересно!» Попалась, взглядом объявляет мне она. Но я все так же безмятежно улыбаюсь, глядя на Бриану. Хоть и чувствую, как насторожился декан. Весь подобрался в своем кресле.

– Как именно она тебя потрогала? – спрашивает он.

Бриана набирает в грудь побольше воздуха. Вот оно, ее великое разоблачение. Но тут до нее вдруг доходит, что должного эффекта оно не произведет. И она отводит глаза. Начинает дышать еще чаще. Какая досада! Мы все тут сраные идиоты. Но, как бы там ни было, она уже понимает, что проиграла.

– Взяла за запястье, – безжизненно брякает она.

– Взяла за запястье, – повторяет декан.

Даже Фов не знает куда деваться.

– Но это было ужасно! – выкрикивает Бриана.

А потом совсем замыкается в себе и разражается рыданиями.

Я беспомощно смотрю на декана. Потом перевожу взгляд на отца Брианы – тот скрестил руки на груди и таращится в потолок. Ему стыдно за свою дочь, стыдно, что мне приходится все это выслушивать. Но что прикажете ему делать? Дочка болеет, устроила истерику. Он всю жизнь ей потакал. Не мог же именно сейчас отказать.

– Так, давайте проясним, – говорит декан. – Ты утверждаешь, что профессор Фитч взяла тебя за запястье. И тем самым, каким-то непонятным образом, повредила тебе… ногу? Или спину?

– И ТО, И ДРУГОЕ! – в слезах вопит Бриана.

– А еще заразила тебя чем-то вроде… гриппа?

Бриана, потупившись, кивает.

В кабинете воцаряется молчание. Чувствую, как меняется расстановка сил. Солнце, освещающее меня, – это голос разума. И я купаюсь в его лучах. Положив ногу на ногу, удобнее устраиваюсь в кресле. Нога тут же начинает раскачиваться взад-вперед. Я откидываюсь на спинку. Приходится крепко сжать губы, чтобы не начать напевать себе под нос.

– А ты можешь хотя бы примерно объяснить, как у нее это получилось? – спрашивает декан.

– Нет, – выплевывает Бриана.

– Нет? – повторяет декан.

– Откуда мне знать? Я же не ведьма!

Декан закашливается. Отец Брианы тоже прочищает горло.

– Бриана, – негромко одергивает ее мать.

Хриплый голос ее пропитан алкоголем и «валиумом». И я понимаю, что она тоже не способна пойти дочери наперекор. Они оба ей потакают.

Но Бриана не обращает на нее внимания. Смотрит на меня болезненным и в то же время победным взглядом.

– Я не ведьма! – повторяет она, словно самое интересное еще впереди. – Спросите у ведьмы!

Вот теперь и декану стыдно за нее. Отец и вовсе сидит красный, как помидор. И только мать и Фов косятся на меня так, словно, может быть – ну а вдруг? – мне есть что скрывать.

С улыбкой обернувшись к декану, я вежливо спрашиваю:

– Мне полагается ответить?

Учтиво, мягко. Я – сама рассудительность в платье с маками. «Серьезно? Вы ждете, что я буду отвечать? Видите теперь, что мне приходится терпеть?»

Задумчиво вперившись взглядом в пустоту, декан интересуется:

– Что конкретно ты имеешь в виду, когда говоришь «ведьма»?

– В каком смысле? – хмурится Бриана. – Ведьма есть ведьма. И она меня заколдовала. Это какая-то черная магия. Сатанизм. Я не знаю… Но она наслала на меня болезнь!

– Насколько я понимаю, колдовство – это не обязательно черная магия, так ведь? – спрашивает у собравшихся декан.

– Совершенно верно, а ведовство – ни разу не сатанизм, – подхватывает отец Брианы. – Это, как говорится, две большие разницы.

– Да-да, вот именно, – серьезно вторит ему декан.

– Да вы на ногу мою посмотрите! – визжит Бриана. – Я хромаю! Она взяла меня за запястье, и теперь я хромаю, как раньше хромала она.

– Давай все же проясним, – сдвигает брови декан. – Так ты почувствовала сатанизм?

– ДА ОТКУДА МНЕ, БЛЯДЬ, ЗНАТЬ? Я знаю только, что она точно что-то со мной сделала. Потому что я это почувствовала. И она тоже это знает, скажешь, нет, СУКА?

– Бриана! – охает ее мать.

Та уже задыхается. И вся трясется от ярости. Хватается белыми ручонками за подлокотники, как будто боится рухнуть с кресла на пол. И выплевывает:

– Ее нужно УВОЛИТЬ!!! Бросить в ТЮРЬМУ! Ее… ее…

Тут силы оставляют ее. Она вся скукоживается и еще крепче вцепляется в кресло. Белые костяшки пальцев глядят в мою