Книга Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 2 - Борис Яковлевич Алексин

которых стоял небольшой деревянный домик, выходивший своим фасадом в сторону бухты и железнодорожных путей, а большей своей частью находившийся на территории склада. В этом доме было 4 комнаты, узкий тёмный коридорчик, маленькая кухонька и довольно просторные сени. Там имелось электрическое освещение и тёплая уборная. Воду приходилось носить из водопроводной колонки, находившейся от склада на расстоянии 50–60 шагов. Отопление в доме было печное.

Самая лучшая комната, выходившая большим венецианским окном на улицу, и другим – поменьше на двор, занимавшая целый угол дома, служила кабинетом хозяину склада. Вторая проходная комната, единственное окно которой выходило к бухте, была предоставлена в распоряжение Дальгосрыбтреста, там и стоял стол, за которым работал Алёшкин. Рядом находилась маленькая (6 квадратных метров) комната без окон, в ней раньше иногда ночевал десятник Бородина. Остальную часть дома, обращённую окнами на склад, занимала канцелярия склада, коридор и кухня.

В канцелярии стояли пять или шесть письменных столов. Когда Антонов и Алёшкин явились на склад, столы пустовали, занят был лишь один, за которым сидел старичок с длинной седой бородой, что-то энергично считавший на старых счётах. Этот старичок и представлял всю некогда большую канцелярию конторы Бородина, он вёл бухгалтерские книги, производил расчёты с грузчиками, он же и продавал лес. Сам Бородин находился почти постоянно в разъездах по области, организуя в допустимых пределах заготовку леса и заключая договоры на его продажу. Между прочим, одним из основных покупателей его досок была Владивостокская контора Дальлеса.

Старичок этот оказался очень приветливым и словоохотливым человеком. Он охотно рассказал всё, что ему было известно о фирме Бородина, сообщил, что он трудился в конторе с конца прошлого века, когда делом заправлял ещё отец теперешнего хозяина, что здесь ранее служило до десятка человек, что он тогда был главным бухгалтером и вот теперь остался её единственным служащим. Честно рассказал Алексей Васильевич Соболев, так звали этого старичка, и о том, что дела фирмы идут под гору и что он боится на старости лет остаться без работы и, следовательно, без куска хлеба. Антонов его утешил, сказав, что сейчас, когда во Владивостоке появляется так много новых учреждений, человека с его опытом на работу возьмут всегда.

После окончания формальностей с приёмкой склада и получения Борисом спецодежды – отличного полушубка, валенок, шапки и рукавиц, перед ним встал новый, очень важный, с его точки зрения, вопрос о жилье.

До сих пор, по протекции Анны Николаевны, у которой оказались знакомые в городском отделе народного образования, Борис жил в общежитии для приезжавших в командировки учителей. Но это общежитие его никак не устраивало теперь, когда он уже окончательно и, как он полагал, прочно устроился на работу.

Увидев, как толково Борис берётся за дело, и доложив об этом начальству, Антонов потом в разговоре упомянул, что Черняховский остался очень доволен действиями этого мальчишки, как он продолжал называть Бориса. Теперь Алёшкин уже серьёзно задумался над тем, как ему перевезти в город Катю.

О том, чтобы поселиться в общежитии учителей, нечего было и думать: его и самого-то уже несколько раз спрашивала заведующая общежитием, когда он от них переедет, там жили обычно 2–3 дня, а Борис находился уже более недели. Значит, нужно было искать квартиру. Во Владивостоке уже и в то время с жильём было непросто: нового строительства жилья почти не велось, а в связи с открытием новых учреждений в город понаехало очень много людей и из области, и из края, и даже из центра страны.

Свою обеспокоенность он как-то при случае в первые же дни высказал Алексею Васильевичу, с которым, несмотря на значительную разницу в возрасте, как-то очень быстро сошёлся. Тот дал ему множество самых полезных советов в деле хранения, приёмки и отпуска леса и, между прочим, сразу же свёл его с необходимыми старшинами китайских артелей грузчиков, которых очень скоро потребовалось много.

Борис уже совершенно серьёзно полагал, что теперь его своенравная избранница от него не откажется. Да судя по её обещанию, ей теперь уже и предлогов не осталось для того, чтобы от него отвертеться. Кроме того, где-то в глубине души он был уверен в том, что ей и самой отказываться от него не захочется.

Значит, квартира ему была необходима, и притом в самый кратчайший срок. Он сказал об этом своему новому знакомому. Через два дня тот заявил, что жильё, хотя бы на первое время, для двоих (Борис ведь сообщил, предвосхищая события, что женат) у него на примете имеется и дал Борису адрес. В этот же вечер Борис отправился в указанное место.

Дом, в котором ему предстояло начать свою семейную жизнь, находился недалеко от Куперовской пади (так назывался тогда один из районов Владивостока, расположенный рядом со станцией Первая Речка), на склоне сопки, обращенном к кладбищу. Квартира состояла из четырёх комнат. Хозяйка с двумя дочерями, девушками 15 и 17 лет, занимала одну угловую комнату, две других небольших комнатки на противоположной стороне сдавала: одну – работнице с кондитерской фабрики Ткаченко (был такой фабрикант во Владивостоке, работавший даже в то время, о котором мы пишем; качество его товаров было превосходным и славилось на всё Приморье и, пожалуй, даже на весь Дальний Восток), другую занимал какой-то пожилой мужчина, служащий банка, а посередине, между всеми этими помещениями, пустовала большая проходная комната, очевидно, когда-то, в хорошие времена, служившая столовой. Вот её-то хозяйка и сдала Алёшкину.

Правда, она была не очень довольна тем, что её новый жилец женат, женщина больше желала бы иметь холостого постояльца, в надежде пристроить за него одну из дочек, как это стало впоследствии известно, но теперь, когда Борис сказал ей, что снимает комнату потому, что к нему вскоре должна приехать жена, хозяйка, хоть и поморщилась, но согласилась. Её материальное положение, как позднее узнал Борис, было вовсе не завидным, и единственным доходом являлась квартплата, которую она получала с постояльцев. Принадлежавший её отцу дом после смерти хозяина был поделён между нею и братом. Брат служил на железной дороге на станции Первая Речка, а она, потеряв мужа во время Германской войны, осталась с двумя детьми без всяких средств к существованию, так как никакой специальности не имела, а идти простой рабочей не могла по состоянию здоровья, как она говорила (но как утверждала её жиличка, работница, – от лени).

Так или иначе, Борис с этой хозяйкой о жилье договорился. Она определила весьма недорогую, с его точки зрения, плату – 12 рублей в месяц за койку в большой