Книга Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I - Джон Гай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восстание в Восточной Англии было «бивачного» типа: восставшие никуда не шли, а «стояли лагерем» по всему Норфолку и Саффолку – в Норидже, Ипсвиче, Бери-Сент-Эдмундсе и Кингс-Линне. Их руководители тоже не принадлежали к влиятельному кругу: Кетт был фригольдером из йоменов, Левет – мясником, Брэнд – казначеем из Ипсвича, а Харботтл (лидер выступления 1525 года против «Дружественного дара» Уолси) – средней руки торговцем и казначеем. Хотя в своих выступлениях они подчеркивали неприязнь к правящему классу, их целью было «другое» правительство, но не власть толпы. Они стремились исключить джентри и духовенство из своего мира; возвратить некое легендарное прошлое, в котором землевладельцы платили какую-то ренту и налоги, не выпускали своих животных на общинные земли, не ограничивали права на рыбную ловлю и т. д. Они хотели, чтобы феодальные сборы ограничивались мелким поместным дворянством; священникам запрещалось владеть землей и служить джентри; помещики не могли управлять имениями других феодалов, а королевские чиновники воздерживались от услуг другим людям. Насилия следовало избегать. Захватив Норидж, восставшие не нарушали частной собственности: «справедливость» и «надлежащее управление» были девизами Кетта. Его программа, кроме прочего, отражала вакуум власти, сложившийся в Восточной Англии в результате объявления вне закона герцога Норфолка: члены семейства Говард были суровыми лендлордами, сохранявшими в своих имениях закрепление вилланов на земле. Отвергая притеснения, восставшие Кетта демонстрировали общественное недовольство. Однако поскольку они вели дела ответственно, справедливо будет признать: «пугающий урок 1549 года» для джентри состоял в том, что «люди, не принадлежащие к влиятельному классу, смогут прекрасно обойтись без представителей такового, пока не столкнутся с грубой силой»[499].
Сомерсет плохо справлялся с восстаниями. Весной 1549 года он колебался, не желая прерывать кампанию в Шотландии. Протектор рассчитывал на прокламации и помилования, а Пэджет, Рассел и Смит критиковали его за игнорирование рекомендаций Совета. В июле он отдал приказ начать решительные военные действия против восставших и отказался от шотландского проекта, но нападки на него за промедление вылились в обвинение в неоправданной мягкости, даже в солидарности с восставшими. Вскоре поползли ложные слухи, что Сомерсет «замыслил какое-то крупное предприятие, которое в значительной степени опирается на толпу». Джентри, «конечно, ревниво относятся к дружелюбию милорда и, по правде говоря, думают, что милорд склонен желать скорее упадка дворянства, чем его процветания»[500]. Джентри крайне остро относились к восстаниям и немедленно заклеймили протектора как революционера. Его свержение стало неизбежным.
Последний гвоздь в гроб Сомерсета вбил Пэджет. Он напомнил протектору:
Общественный порядок любого королевства составляется и поддерживается религией и законом. А если одного из этих компонентов или обоих нет, прощай все общество, прощай король, государственное управление, правосудие и все остальные преимущества. …Посмотрите внимательно, есть ли в нашей стране закон и религия, но, боюсь, вы не увидите ни того ни другого. Исповедовать старую веру запрещено законом, а новую еще не переварили в одиннадцати двенадцатых нашего королевства, какое бы спокойствие они ни пытались изобразить, чтобы угодить тем, в ком усматривают представителей власти.
Причина восстаний – «ваша терпимость, ваше убеждение быть добрым к бедным. Вашей милости говорили: “O, сэр, на свете не было человека, которого бы так любили бедные, как любят вас!”» Подобное тщеславие перевернуло мир вверх дном. Народ «стал королем, определяющим условия и законы начальникам, говоря им “дайте то и это, и мы пойдем домой”». Нерешительность Сомерсета добавила мятежникам и возможностей, и дерзости нанести удар. Он, таким образом, предал правящий класс. «Пожалейте, – убеждал Пэджет, – короля, вашу жену и ваших детей, подумайте о защите и положении королевства».
Затем Пэджет нанес coup de grâce (последний удар, которым добивают умирающего человека из жалости): «И не распыляйтесь одновременно на разные вещи, как вы делали в этом году, – война с Шотландией, война с Францией… отправка комиссий для этого, новые законы для того, прокламация для другого». Он бы ушел в отставку, если бы Сомерсет не занимался реформой. И Пэджет осторожно пригрозил протектору:
Помните, что Вы обещали мне на галерее Вестминстера, когда в короле еще теплились последние искры жизни. Помните, какое обещание Вы дали сразу после его кончины, обсуждая со мной пост, который сейчас занимаете… и то, что именно мой совет сыграл в Ваших делах главную роль. Надеюсь, Ваша милость верны собственному слову[501].
Что бы ни случилось у смертного одра Генриха VIII, последствия затронули все коридоры власти.
8
Реформация и Контрреформация
Заговор графа Уорика был изощренным, но при всем том не имевшим четкого плана. Начатый в октябре 1549 года, когда Уорик устроил заговор против протектората, захватил Эдуарда, арестовал Сомерсета и при содействии Кранмера получил доступ в личные покои, государственный переворот завершился только в феврале 1550 года тем, что Джон Дадли обошел своих соратников по заговору в пользу протестантской Реформации. То, что Уорик отказал притязаниям Марии на регентство после свержения Сомерсета, тоже обращает на себя внимание. Сам заговор в декабре 1549 года оказался под угрозой изнутри, со стороны заговорщиков, которые пытались устранить и Сомерсета, и Уорика, чтобы вернуться к католичеству. Возможно, угроза собственной жизни и побудила Уорика впоследствии лишить Марию права наследования престола.
Основными союзниками Уорика были Райотсли (граф Саутгемптон), граф Арундел, сэр Эдвард Пекхэм (родственник Райотсли) и сэр Ричард Саутвелл. Арундел, Пекхэм и Саутвелл были католиками, поддерживавшими регентство Марии; Уорик и Райотсли – политиками, боровшимися с автократией Сомерсета. В религиозном вопросе Уорик не стоял «ни на одной, ни на другой стороне»; его кредо состояло в покорности воле Верховного главы[502]. Он, по всей видимости, согласился бы на регентство Марии, если она