Книга Поэтому птица в неволе поет - Майя Анджелу

она похлопала по одеялу.

– Садись, дочка. Прочитай. – Пальцы ее помогли моему взгляду отыскать: «ВУЛЬВА». Я начала читать. Она сказала: – Нет, вслух.

Описание было внятное, речь шла о нормальном явлении. Пока я читала, мама потягивала пиво, а когда я закончила, она еще раз объяснила все простыми словами. Облегчение растопило страхи, они каплями скатились по щекам.

Мама вскочила, крепко меня обняла.

– Тревожиться не о чем, доченька. Такое происходит со всеми женщинами. Естественная вещь.

Я поняла, что можно сбросить тяжкий-тяжкий груз с души. Я заплакала, опустив лицо на согнутую в локте руку.

– А я подумала, что превращаюсь в лесбиянку.

Она погладила меня по плечу – я поняла, что она все еще низко склоняется надо мной.

– В лесбиянку? Да откуда тебе мысль-то такая пришла?

– Ну, эти штуки выросли на… вагине, и голос такой низкий, ступни огромные, а еще ни попы, ни груди – ничего. Ноги совсем тощие.

Тут она рассмеялась. То, что смеется она не надо мной, я поняла мгновенно. Вернее, надо мной, но потому, что я ее чем-то очень порадовала. Смех оборвался, когда она вдохнула дым, но потом опять вырвался наружу. Я из вежливости тоже хихикнула, хотя мне было совсем не смешно. Просто некрасиво смотреть, как человек чему-то радуется, и не показывать, что ты разделяешь эту радость.

Отсмеявшись, мама рассыпала еще пригоршню коротких смешков, а потом повернулась ко мне, утирая глаза.

– Я давным-давно порешила, что у меня будут мальчик и девочка. Бейли – мой мальчик, а ты – моя девочка. Этот, наверху – Он никогда не ошибается. Он даровал тебя мне, чтобы ты была моей девочкой, а значит, ты – девочка. Иди-ка умойся, выпей стакан молока и ложись спать.

Я ее послушалась, однако скоро обнаружила, что новообретенная уверенность не столь велика, чтобы ею можно было заполнить провал, оставленный былой тревогой. Уверенность эта звякала в мозгу, точно монета в жестяной кружке. Я стерегла ее пуще глаза, но за пару недель она обесценилась окончательно.

Одна моя одноклассница – она жила вместе со своей матерью в дамском пансионе – однажды задержалась на улице до его закрытия. Она позвонила мне по телефону и спросила, нельзя ли у нас переночевать. Мама позволила с условием, что моя подруга позвонит от нас своей маме.

Когда она пришла, я встала с постели, и мы обе пошли на кухню на верхнем этаже варить горячий шоколад. Оказавшись у меня в комнате, мы предались ехидным пересудам про подруг, хихикали над мальчишками, ныли, какая скука учеба и как тоскливо жить. Непривычное ощущение – чужой человек в моей кровати (я никогда не спала ни с кем, кроме бабушек) – и фривольное хихиканье в поздний час заставили меня позабыть об основах гостеприимства. Подруге пришлось мне напомнить, что ей не в чем спать. Я ссудила ей одну из своих ночных сорочек и глядела без интереса и любопытства, как она стягивает одежду. На первых стадиях раздевания меня совсем не смущало ее тело. А потом, внезапно, на кратчайший из мигов, я увидела ее груди. И остолбенела.

Формой они оказались как светло-коричневые поролоновые накладки – только были настоящими. В тот миг для меня будто ожили все обнаженные женщины, которых я видела на картинах. Если свести все к одному слову, груди ее были красивы. Целая вселенная отделяла то, что было у нее, от того, что было у меня. Она выглядела женщиной.

Сорочка моя оказалась ей тесновата и сильно длинна, и, когда подруга надумала посмеяться над тем, как нелепо в ней выглядит, я вдруг обнаружила, что меня чувство юмора покинуло безвозвратно.

Будь я постарше, я бы, наверное, подумала, что взбудоражили меня и эстетическое восприятие красоты, и чистая зависть. Но тогда, в нужный момент, обе эти мысли не пришли мне в голову. Я знала одно: меня вывел из равновесия вид женской груди. А значит, хладнокровно-небрежные слова маминого объяснения – тому уже несколько недель – и медицинские термины из словаря Уэбстера не меняют того факта, что в конечном итоге со мной все же что-то не так.

Я кубарем скатилась в чулан душевных терзаний. Тщательно обследовав свое тело в свете того, что я читала и слышала про тех, кого называют коблами и ковырялками, я пришла к выводу, что никаких внешних признаков не имеется: я не ношу брюк, не широкоплеча, не занимаюсь спортом, не хожу мужским шагом, и мне не хочется прикасаться к женщинам. Я хотела быть женщиной, но теперь мне казалось, что в их мир вход мне заказан навеки.

Мне нужен парень. Отношения с парнем прояснят мои отношения с миром. А главное – с самой собой. Если парень мною заинтересуется, он тем самым проложит мне путь в этот странный экзотический мир женственности и жеманства.

В ближайшем окружении кандидатов не наблюдалось. Понятное дело, что мальчиков моего возраста и социального положения больше привлекали девочки с бежевой или светло-коричневой кожей, с волосатыми ногами и гладкими аккуратными губками, да чтобы еще волосы у них «свисали, как грива у лошади». Впрочем, и таким востребованным девушкам предлагали: «Либо уж отдай, либо скажи, где потеряла». Популярная в те времена песенка напоминала им: «Не можешь с улыбкой ответить “да”, хоть не плачь, отвечая “нет”». Даже если от самых миловидных требовали величайшей жертвы за право на «отношения», что оставалось делать непривлекательной? Той, что неприкаянно стояла на извилистой, но повсюду одинаковой обочине жизни, предстояло смириться с положением «приятельницы» – днем и, возможно, и ночью. Проявить щедрость ее попросят лишь в том случае, если ни одной из хорошеньких не окажется в наличии.

Как мне кажется, невзрачные девушки добродетельны исключительно потому, что им редко представляется возможность проявить себя иначе. Она прикрываются аурой недоступности (и через определенное время им это начинают ставить в заслугу) – но это всего лишь защитный прием.

Что касается моего личного случая, я не могла прятаться за маской добровольной добродетели. На меня давили две неотступные силы: мучительное подозрение, что со мной как с женщиной что-то не так, и только что проснувшиеся сексуальные аппетиты.

Я решила взять дело в свои руки. (Неприглядная, но очень подходящая формулировка.)

Неподалеку от нас, выше по склону, на той же стороне улицы, жили двое симпатичных братьев. Пожалуй, среди всех соседских молодых людей они были для меня самыми легкодоступными. Я решила: раз уж бросаться в эротическое приключение, так почему бы не выбрать для эксперимента лучшее из имеющегося. Я вовсе не надеялась залучить одного из них на