Книга Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая - Ципора Кохави-Рейни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
24.11.65.
Дорогая моя,
Я уже здесь постоянный гость, и во всем направляет меня, вплоть до мелочей, иерусалимский старожил, он вручил мне ключ от ворот, к вящему неудовольствию секретаря. Почти никого здесь сейчас нет, все разъехались по домам. Я был один и мог себе позволять все, что душе угодно. Купил несколько предыдущих номеров газеты «Маарив», и прочел все, что пишут о тебе.
Звонить сюда можно, но я живу почти под крышей, и никто не пойдет меня звать. К тому же, занятия длятся до 19 часов. Позже здесь никого нет, кроме меня. Магазины здесь находятся близко. Проблема только в субботе. Работаю над главами романа. Завершу главу, и начну сначала весь блок. Что касается, моих якобы политических противников – ограниченных коммунистов из кибуца, инстинктивно чувствую, что время их прошло. В моих делах особого продвижения нет. Лишь сейчас немного упорядочил мои бумаги. С профессорами еще не встречался. Очень скучаю.
В Иерусалиме уже холодно. Вот, и сплю хорошо. Наслаждаюсь свободным временем. Многие рассказывают мне, что слышали по радио передачи фрагментов твоей книги, выражают удивление и восхищение. Будешь настолько знаменитой, что о тебе будут больше говорить, чем о Бен Гурионе. Еще попадешь в Кнессет, а, может, и в правительство. Ты одна из самых умных женщин, которых я вообще встречал. И я тебя очень люблю. Стоит ли этому удивляться? Целую много раз, скучаю,
Твой Израиль
10.11.65
Бейт Альфа
Дорогой мой!
Получила твое письмо и успокоилась. Когда вернулась домой, малышка уже ждала меня у порога. Все, конечно, слышали передачу по радио, искренне меня поздравляли, говорили, что гордятся мной. Кибуц меня защищает, и все же еще чувствуется недоброжелательство.
Влияние статьи в «Маариве» уже ощутимо. Со всех сторон сыплются приглашения выступить. Откликнулась я лишь на одно приглашение в Кириат Хаим – прочесть лекцию о молодой германской литературе. Субботу мы провели в Мишмар Аэмек, Внучка, дочь Веред, симпатичное дитя, крепкое и активно реагирующее на окружение существо. Мими на четвертом месяце беременности.
Йехудит очень по тебе скучает. Очень радовалась, рассматривая свое фото со мной в газете «Маарив».
Много пишу. Печаль героев передается и мне. Вечера мои пусты, а о ночи вообще не хочу говорить.
Я много думаю о твоей учебе. Надеюсь всем сердцем, что на этот раз ты будешь удовлетворен. Но не обманывай себя, что в течение года ты добьешься всего, чего хочешь. Год это лишь начало, и не требуй от себя слишком много. Не забывай время от времени названивать друзьям. Не замыкайся.
С любовью,
Твоя Наоми
Глава двадцать третья
Таинственная атмосфера окутывает дом президента государства Израиль Залмана Шазара на улице Бальфур в Иерусалиме. Он, вместе с давним своим товарищем профессором Гершомом Шаломом, пытается расшифровать скрытые в судьбе еврейского народа явления прошлого. Еще в юношестве, когда они жили в пансионе Струк в западном Берлине, между Гершомом Шаломом и будущим президентом завязалась глубокая духовная связь. Шалом был выдворен родителями из дома за свои радикальные взгляды на еврейство Германии, и пристрастие к сионистским идеям. Отец его был против его увлечений математикой и учением Каббалы. Поэтому 18 июня 1917 Залман Шазар был единственным, кто проводил его на рассвете к воротам воинской казармы. Прощаясь у входа в военный лагерь, Залман расцеловался с ним по русскому обычаю, дал ему в руки Книгу Псалмов Давида, и быстро ретировался. На первой ее странице было написано – «Да хранит Всевышний тебя от всех зол, сбережет душу твою, 25 Сивана, года 5677 от сотворения мира». Эта Книга всегда с Шаломом и по сегодняшний день.
«Тебе следует заинтересоваться Яковом Франком и франкистами. Есть в них нечто важное, что тебе необходимо знать. Во все времена рассеяния по миру евреи искали пути возвращения в страну праотцев», – обычно говорил Шазар Наоми, и рекомендовал углубиться в эту тему, не очень любимую религиозными евреями. «Самые большие преступники знали сущность чистоты и невинности!» Он говорил о стремлении души к освобождению, и руки его взлетали и опускались, глаза сужались и расширялись. И теперь всегда, когда заводилась речь о Франке и его последователях, ее охватывало волнение. Она не могла дать название этому чувству, не дающему душе покоя.
Залману Шазару принадлежит приоритет возвращения Франка и его учения в историю еврейского народа. Взгляд его загорается, когда речь заходит о понятиях Каббалы. Стоит ему упомянуть о последователях Франка, кажется, кресло под ним колеблется. «Важная глава иудаизма намеренно затирается». Морщины на его лбу углубляются. Народ Израиля священ, говорят раввины без упоминания скверны в жизни евреев. Темные силы, которые действовали в них в часы отчаяния, не документировались в Писаниях, как и случаи, когда евреи преследовали евреев по причинам веры. Гершом Шалом относится с уважением к своему товарищу Залману Шазару за то, что он вернул Якова Франка на страницы еврейской истории. Ученые ведут долгие беседы о поисках еврейским народом пути к освобождению.
Наоми жадно вбирает в себя информацию, которая течет, как переполненный источник из уст Президента и его друга. Место ее мужа здесь, с ними!
«Яков Франк, – говорит Шалом, – бравировал своим невежеством. Он пичкал своих последователей рассказами о том, что будущее возникнет из хаоса. Он уловил тоску его верных последователей по обновлению». Из письменных источников – просьб к королю и епископу Львова в 1759, и обращений последователей «территориальных» теорий, – Шалом делает вывод о Франке, как харизматическом лидере-нигилисте.
«Этот религиозный лидер гнался за властью, и во имя этого лгал и делал другие мерзости. Раввины преследовали его и его последователей за их учение и неподобающее поведение, полное скверны. Франкисты верили, что именно из этой скверны и вырастет освобождение».
Еврейские нигилисты меняли образ жизни во имя приближения освобождения. Они были вегетарианцами, стояли за свободную любовь, мужчины и женщины купались нагими вместе.
«Бес и ангел идут вместе», – говорят ей высокоученные собеседники. Им интересно, какие переживания возникают у писательницы, когда она касается крайних ситуаций. Что в ней происходит, при переходе из одной ситуации в другую, при лепке образов, развивающихся в процессе движущегося сюжета. Оба надеются, что через ее путь мышления появится некая нить к расшифровке тайн секты последователей Франка и его самого. Президент добывает ей материалы для продвижения сюжета. Со сверкающими глазами делится с ней тайнами своего друга, старика, последователя Франка, хранящего верность иудаизму, и не пошедшего по пути многих единомышленников, принявших христианство.
