Книга Сталинские маршалы в жерновах политики - Юрий Рубцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И наконец, Борис Михайлович много сделал для того, чтобы мало-помалу преодолеть недоверие Сталина к высшим штабам. Будь на месте Шапошникова кто-то другой, менее мудрый и уравновешенный, менее знающий и не столь глубоко мыслящий, переломить ложное мнение Верховного о Генштабе, как о «канцелярии», было бы значительно труднее, а может, и вовсе бесперспективно. Начальник Генштаба ежедневно, а иногда и по нескольку раз в сутки бывал у Верховного Главнокомандующего с докладами. Проходили они тяжело. Раздраженный обстановкой на фронтах, постоянным отступлением войск Красной армии Сталин высказывал резкое недовольство деятельностью Генштаба, часто не желал считаться с объективным характером трудностей, с которыми сталкивались Генштабисты. Главным рычагом, необходимым для улучшения дела, он считал замену руководителей, но такое отношение к кадрам в первые месяцы войны редко давало положительные результаты. В таких условиях Генштаб не мог заработать в полную меру сил, да и сама система обслуживания им Ставки еще только вырабатывалась.
Всем стилем своей деятельности Шапошников преодолевал сталинские предубеждения. Докладывая подготовленную подчиненными и тщательно продуманную им самим информацию, он высказывал аргументированные предложения, на основе которых Ставка затем отдавала директивы. Сталин стал с большим вниманием прислушивался к рекомендациям и мнению Бориса Михайловича. Постепенно Верховный все больше стал придерживаться правила — принимать всякое ответственное решение лишь после предварительного доклада начальника Генштаба.
Но это — повторимся — не гарантировало непременного согласия Сталина с мнением Шапошникова. Вот самый наглядный пример. В январе 1942 г. Ставка ВГК (читай — Сталин) директивно указала провести наступательные операции одновременно на нескольких стратегических направлениях. Учитывая, что для достижения столь масштабной цели не было ни сил, ни средств, Генштаб выступил за переход к активной стратегической обороне, чтобы измотать врага, а затем перейти в наступление. Однако Сталин к этому мнению не прислушался.
Мобилизовав весь свой авторитет в глазах Верховного, Борис Михайлович продолжал делать все возможное, чтобы Генштаб обрел свое истинное место в военной организации воюющей страны. Напряженный, по сути круглосуточный труд привел к резкому обострению болезни. «Сердце сжималось всякий раз, — вспоминал генерал армии С.М. Штеменко, — когда мы видели своего начальника: он непривычно ссутулился, покашливал, но никогда не жаловался. А его умение сохранять выдержку, обходительность просто поражало»[201].
11 мая 1942 г. по личной просьбе Борис Михайлович был освобожден от должности начальника Генерального штаба. На смену учителю пришел ученик — будущий маршал Василевский, по общему признанию, один из наиболее достойных представителей «шапошниковской школы».
Став заместителем наркома обороны, Шапошников курировал деятельность военных академий, разработку новых боевых уставов и наставлений, составление истории Великой Отечественной войны. В июне 1943 г. он возглавил Военную академию Генерального штаба.
Полтора месяца не дожил Борис Михайлович до победы, скончавшись в марте 1945 г. В час его погребения у Кремлевской стены прозвучал траурный салют в двадцать четыре залпа из ста двадцати четырех орудий. Его имя было присвоено Высшим стрелково-тактическим курсам «Выстрел». В истории нашей армии он навечно остался как создатель современной школы Генштабистов.
Не успел минуть месяц с начала Великой Отечественной войны, как на стол секретаря ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова, отвечавшего в партии за кадровую политику, легло письмо начальника 3-го управления Наркомата обороны СССР — военной контрразведки майора госбезопасности А.Н. Михеева. Оно несло гриф «Совершенно секретно» и иным просто не могло быть, поскольку касалось личности заместителя народного комиссара обороны Маршала Советского Союза Г.И. Кулика.
Паутина подозрительности и шпиономании, которой маршалу, в отличие от многих сподвижников, удалось счастливо избежать в самый разгар репрессий 1937–1938 гг., теперь грозила опутать с головы до ног. Приложенная к письму справка содержала такую убийственную дозу компромата, которой хватило бы на то, чтобы бросить в небытие не одного человека.
Подготовленный в недрах госбезопасности документ, датированный 17 июля 1941 г., прежде всего уличал Кулика, члена ВКП(б) с ноября 1917 г., в давних связях с враждебной большевикам партией социалистов-революционеров. С уходом на фронт в 1914 г. эти связи вроде бы прекратились, но…
С малых лет Григория Ивановича не баловала судьба. Родился он 9 ноября 1890 г. на хуторе Дудников под Полтавой. Их многодетная крестьянская семья влачила полуголодное существование. После смерти отца старшим братьям Григория отошла почти вся земля, ему же и оставшейся с ним матери досталось всего полдесятины. Шедшая от дедов и прадедов мечта о своей землице подтолкнула Григория к эсерам. Но несмотря на то, что он закончил четыре класса школы — для человека в его положении это было немало, в политике разбирался слабо. Как говорится, руководствовался больше классовым инстинктом. По позднейшему признанию Кулика, «если сейчас спросить меня, какая это была организация, меньшевистская или эсеровская, просто затрудняюсь точно ответить, так как в политике я в тот период очень плохо разбирался… В 1914 году с уходом на фронт я всякую связь с революционерами до Февральской революции потерял»[202].
Вихри Февраля вынесли Григория Ивановича из солдатской среды наверх. Очень скоро он стал председателем солдатского комитета целой дивизии. Взял сторону большевиков. Как агитировавший против наступления, организованного Керенским летом 1917 г., был арестован, но вскоре освобожден.
Армейскую службу Григорий начинал в артиллерийских частях, и этот случайный выбор рода войск во многом определил его сногсшибательную карьеру в Красной армии. До Октября 1917 г. он прошел путь от рядового до старшего фейерверкера (унтер-офицера), а вот после большевистского вооруженного переворота к весне 1918 г. занял, можно сказать, генеральскую должность, став начальником артиллерии 5-й Украинской советской армии, которой командовал К.Е. Ворошилов. Именно к нему, действовавшему со своей армией в районе Луганска, привел Кулик лично сформированный красногвардейский отряд, успевший повоевать с немцами и гайдамаками.
С тех пор они шли бок о бок. При обороне Царицына Ворошилов, командовавший 10-й и 14-й армиями, познакомил своего начальника артиллерии с И.В. Сталиным, который, безусловно, уже тогда обратил внимание на расторопного, хотя и не очень далекого красного командира. Обратил внимание и помогал его служебному росту. Разумеется, и Григорий Иванович позднее неизменно подчеркивал, что прошел становление и много воевал рядом с вождем. Вспоминая о деятельности 10-й армии в районе Царицына, он писал в автобиографии, датированной 1939 г.: «С этой армией я, как начальник артиллерии, под руководством товарища Сталина участвовал в обороне Царицына против белых и их разгроме».
