Книга Жил-был раз, жил-был два - Франк Тилье

Тогда он поменял и свою внешность, и личность, чтобы проникнуть в ее мир. Он предпочел пойти самым прямым путем, не затевая полицейского расследования по всей форме, неизбежно слишком долгого и кропотливого, к которому его к тому же все равно бы не подпустили. Он же хотел держать все под контролем.

Вдова записала номер телефона на листе бумаги. Оторвала исписанный краешек и вложила его в руку Габриэля:

– Это мой номер. Я хочу, чтобы вы мне позвонили, если… если что-то узнаете.

Габриэль кивнул и сунул бумажку в карман куртки. С разрешения хозяйки обыскал мастерскую – чего, очевидно, не сделал в первый раз, слишком зациклившись на мыслях о Ванде. Может, где-то лежит еще одна картина? Он переставил банки, баллоны, перерыл газетные кипы.

– А эти лица, – спросил он, – ваш муж целиком писал их здесь? Я хочу сказать, вы видели, как он начинал и заканчивал их в мастерской?

– Даже не знаю. Это как-то не отложилось в памяти. Мне кажется, когда я заходила сюда, все лица были законченными, ну или почти законченными, и тогда стояли на мольберте. Но… а где, по-вашему, он мог их писать?

Габриэль больше ничего не сказал. Он знал, что должен предупредить Поля, а тот в свою очередь проинформирует судью, который свяжется с бельгийскими юридическими службами. Бесконечные процедуры, еще более усложненные расстоянием и разницей в судебных системах. А потому Габриэль решил, что, прежде чем превратиться в простого наблюдателя, он постарается еще немного продвинуться в одиночку. Вдова выдаст ему телефон Ванды, но главное, адрес человека, владеющего одним из произведений Арвеля Гаэки.

Он уже готов был прекратить свои поиски, когда среди передвигаемых жестяных табличек одно название, выбитое на квадратном металлическом щите размерами сантиметров двадцать на двадцать, сработало как вспыхнувший сигнал тревоги у него в голове.

Содебин.

Щит валялся среди прочих железяк. Он был ржавый, дырявый, отслуживший свой срок, покрытый пятнами краски, но что-то было с ним связано. Габриэль сосредоточился, но никак не мог вспомнить, где же встречал это слово.

– Что это? – спросил он, поворачиваясь к вдове.

Протянул ей железку. Ее пальцы коснулись руки Габриэля. Кожа у нее была ледяной.

– «Содебин»… Склад для хранения химической продукции, который муж приобрел и попытался снова пустить в дело. Он откупил территорию и сам склад в начале двухтысячных годов. Но склад давно уже не работал из-за нерентабельности. Служащих уволили лет десять назад, не меньше, были еще статьи в прессе, как сейчас помню. Теперь там, вероятно, все в полном запустении, я не знаю, перепродал ли он его кому-нибудь. Для меня дела мужа оказались слишком сложными, всем занимаются адвокаты и управляющие.

Перед глазами Габриэля вдруг возник дневник Жюли, их игра с Траскманом, пресловутые списки. Калеб Траскман назвал «Содебин» как один из способов, позволяющих избавиться от тела.

Габриэля пробил холодный пот, из самого нутра выплеснулась энергия, поддерживающая в нем жизнь. Призрак писателя вновь явился самым неожиданным образом – в мастерской бельгийского художника.

– Ваш муж был знаком с неким Калебом Траскманом? Это французский автор детективных романов.

– У Анри был очень широкий круг знакомств, необычайно широкий, в том числе в артистической и литературной среде. Он, безусловно, общался с писателями. Но конкретно об этом я не слышала. Как я уже сказала, в ту часть его жизни мне доступа не было.

Разум Габриэля вскипел. Траскман, Хмельник, а может, и другие были колесиками механизма, принцип работы которого он еще не понимал. Где тут связь? Как шестеренки объединялись в единое целое? Он посмотрел на позолоченные буквы на щите, который вдова положила обратно.

– Где находится этот «Содебин»?

– В деревенской глуши, недалеко от Монса, на французской границе. Но имейте в виду, там ничего нет, кроме полей и заброшенных зданий. Самая унылая и уединенная дыра, какую только можно представить.

И тут у Симоны Хмельник возникло ощущение, что она столкнулась с хищником, сбежавшим из зоопарка. Габриэль Москато вновь стал тигром, едва не кинувшимся на нее с выпущенными когтями, когда они встретились в первый раз. Огромный самец в поисках своего детеныша.

– Именно.

61

Она пробежала мимо флотского госпиталя – дивная декорация для фильма ужасов, миновала маяк, глянувший на нее своим единственным, как у циклопа, глазом. На площадке кемпинга, втиснувшись между лодочными ангарами и песчаными насыпями, все-таки стояли какие-то автомобили. Дрожащие за окнами домиков огоньки свидетельствовали о присутствии упрямцев, вопреки трескучим морозам обосновавшихся на побережье.

Именно так все и было. Поль перемещался по страницам «Последней рукописи», шаг за шагом следуя за Лин Морган, героиней романа. Маяк, зигзаги асфальтовой дороги, порывы песка, летящие в его ветровое стекло, гигантский силуэт виллы в англо-нормандском стиле, возвышающейся подобно голему, затерянному среди дюн Берк-сюр-Мер и отрезанному от всего остального мира.

Если бы там кто-нибудь кричал, его бы все равно никто не услышал.

В тот момент, когда он припарковался позади «порше» Жан-Люка Траскмана, ему пришла эсэмэска от Габриэля: «У меня есть телефон Ванды: 07 XX XX XX XX. Типа, написавшего картину, зовут Анри Хмельник, псевдоним – Арвель Гаэка, тот самый А. Г., промышленник, умер четыре года назад. Очень вероятно, что Хмельник и Траскман были знакомы. Потом объясню».

Поль уставился на экран. Траскман, французский писатель. Хмельник, бельгийский художник и промышленник. Клан русских мафиози, одна из членов которого будет наконец-то вычислена благодаря номеру ее мобильника. А посреди всего этого – Жюли и другая исчезнувшая девушка…

Перечитав сообщение, он понял, что Габриэль пока что потянул за одну макаронину, а остальное блюдо появится позже. Ответил, что тоже продвинулся, сейчас находится в доме Калеба Траскмана и позвонит позже. После чего убрал мобильник и поспешил к сыну писателя, нетерпеливо топчущемуся на пороге. От колючего ветра, летящего из глубин бухты, у Поля перехватило дыхание. Прежде чем зайти в дом, он невольно бросил быстрый взгляд в сторону трепещущих огоньков города вдалеке слева и огромного чернильного зева прямо перед собой: Ла-Манш.

Траскман держал в руке свернутые в трубочку фотокопии последних страниц рукописи отца. Он захлопнул за ними дверь и зажег свет. Жандарма удивила открывшаяся перед ним внутренняя архитектура виллы. Она никак не соответствовала ни той, что была описана в романе, ни его представлениям об англо-нормандском стиле. Он стоял в чем-то вроде полукруглого вестибюля, похожего на тамбур с ненормально низким сферическим потолком, словно в пещере троглодита. Перед ним на равных расстояниях друг от друга выстроились как минимум шесть дверей, каждая при этом была освещена лампочкой своего цвета.

– Выберите любую из них, – предложил Траскман.