Книга Путь из леса - Доминик Пасценди

На паркете уже провели мелом две черты в трех шагах одна от другой.

— На позицию! — Скомандовал чей-то властный голос.

Доранту до черты было два шага. Он встал к ней носками сапог, держа дагу и пиштоль в опущенных руках.

Противник плавным, змеиным движением преодолел три шага до черты и тоже застыл на ней, только рапира его смотрела остриём на Доранта.

— Три… Два…

Комес Леанты, не дождавшись слова «Один», сделал длинный выпад рапирой, почти прижавшись к самому полу. Дорант, ожидавший этого, сдвинулся влево с поворотом, отбивая рапиру дагой, и одновременно выстрелил практически в упор в голову оскорбителя.

Девять картечин, пролетев две ладони, эту голову просто снесли.

Тело комеса Леанты рухнуло на пол с глухим стуком. Рядом упала и покатилась смешная рапира со сферической чашей без крестовины.

Дорант потряс головой, пытаясь вернуть слух, задавленный грохотом выстрела в помещении, но не преуспел. Звуки проникали в голову как сквозь вату и путались там, не давая разобрать, кто что говорит.

А говорили все. Кричали, если точнее.

И визжали женщины, благо что немногочисленные.

Особенно те, на кого попали брызгами кровь и мозги покойного комеса.

Глава 19. Интерлюдия шестая

1

Выйти в море удалось только через день, и это было ещё быстро: Доранту и гильдмайстеру пришлось подгонять и настаивать, поскольку общее настроение было — отдохнуть в удобных домах гостеприимных жителей Фианго.

Тем не менее, провозившись сильно за полдень, всё-таки погрузились на корабли и пошли из порта.

На шканцах «Прекрасной Саррии» было тесно: как всегда в последнее время, вокруг Императора столпились желающие быть поближе к власти.

Корабль, выведенный баркасами за мол, расправил паруса. Ну, не сам, естественно, расправил: полсотни моряков, стремглав забравшихся по вантам на реи, пыхтя, развернули жёсткую парусину; другие три десятка на палубе потянули за многочисленные канаты — и мачты окутались бледно-кремовыми облаками, вначале обвисшими, как груди старухи, но постепенно набирающими объем и упругость.

Под их давлением корабль слегка накренился и медленно двинулся вперед, хлопаясь носом или бортами — кто их разберет — о невысокие волны, и поскрипывая деревом.

Дорант оглядел горизонт впереди и увидел нечто, заставившее его вытащить из портупеи и приложить к глазу верную подзорную трубу.

На самом горизонте, медленно всплывая над ним, тёмными зазубринами виднелись треугольные паруса.

Много парусов.

Очень много парусов: они простирались на всю правую половину горизонта.

Дорант лишь раздражённо дёрнул щекой, когда кто-то спросил его, что он там видит. Но через пару минут, отняв от глаза трубу и повернувшись к Императору, сказал:

— Ваше императорское величество, соблаговолите немедленно уволить меня с должности главнокомандующего, ибо я для неё непригоден. Я должен был это предвидеть.

— Что случилось? — Спросил Император, не дав Доранту продолжить.

— Там, впереди, галерный флот Марки, едва ли не в полном составе, — ответил Дорант. — Я должен был учесть, что вице-король не дурак. Он сообразил, что мы пойдём в Акебар морем, и понял или узнал от шпионов, откуда пойдём. Если они перекроют нам путь — придётся возвращаться в Фианго, а это конец всей кампании. Нас в крепости просто запрут, и этим всё кончится. С суши Фианго отрезать несложно, если вице-король везёт достаточно пехоты. А мы ещё не все корабли вывели из порта.

Треугольные паруса меж тем всё прибавлялись; Дорант снова поднял подзорную трубу:

— …Десять… двенадцать… шестнадцать… восемнадцать. Восемнадцать галер, ваше величество. Это весь акебарский галерный флот, который сейчас на плаву. Вице-король не стал брать корабли — для скорости, в это время года ветры не благоприятствуют плаванию в северном направлении. Галерам же, с косыми парусами и при наличии вёсел, ветер не большая помеха.

Вслед за «Прекрасной Саррией» и «Прекрасной Лони» из порта вышли меж тем уже оба торговца; баркасы вытягивали сейчас первый из гальвийских галеотов. Лёгкий ветер, дующий вдоль берега, разворачивал и надувал поставленные паруса.

Галеры медленно приближались. Уже были видны их чёрные низкие корпуса, по одному поворачивающиеся в сторону Фианго. То одна, то другая принимались сворачивать паруса и убирать мачты. По бортам веером раскрывались вёсла, начиная затем ритмично опускаться и подниматься. Галеры при этом заметно ускорились.

— Главное, к ним под куршейные пушки не попасть. — Сказал Зарьял, странно выглядящий с синяками вокруг обоих глаз и свернутым на сторону носом — не повезло ему в битве при Сайтелере.

— Под какие?

— Куршейные. У галеры пушки только вперед смотрят. Самая большая в середине, по обоим бокам от нее ещё по одной или по две. Большая и называется куршейной. Она на иной галере почти как осадная может быть, такая же здоровущая дура. Если в борт попадёт — сразу проломит. Зато наводить их трудно, приходится всей галерой крутиться. Эх, только бы ветер посвежел, тогда прорвёмся… может быть, коли боги пособят.

— А не посвежеет?

— А не посвежеет, они нас прижмут. Им на вёслах поворачиваться-то легче. Когда ветер тихий, корабль вообще не развернёшь по-быстрому; в бою, бывает, приходится шлюпки спускать да ворочать корабли бортом к врагу на буксире. А им хоть бы что: и развернутся как надо, и вплотную подойдут для абордажа. А у них там одних солдат три-четыре сотни, вон, головы над бортом, как икра в селёдке. Да если ещё на вёслах вольные — считай, дюжина гребцов на каждый ряд, а рядов где двадцать пять, а где и тридцать два. И все бугаи здоровенные, на весле дохляк какой и даже просто обычный мужик не выживет.

— Я слышал, что на галерах только каторжники гребут? — Спросил Император.

— Это где как, ваше величие. — Зарьял так и не мог запомнить правильное титулование Императора, но на это никто уже давно не обращал внимания. — Синтарцы — те да, свободных на вёсла не сажают, это позор у них на всю жизнь. Гальвийцы на военном флоте тоже каторжниками обходятся, ну да там у них на флоте галер мало. А вот те галеры, которые не королевские — они у гальвийцев могут и вольных гребцов иметь, особенно ежели от короля патент получили вражеские корабли в море перехватывать. У Империи и так, и так бывает. В Марке много каторжных, их сюда специально шлют, а за океаном чаще как раз вольные. Там у крестьян земли мало, жрать (извините за грубое слово) вовсе нечего бывает. Особенно если семья большая. Так они младших сыновей гонят кого в солдаты, кого на корабли: там хоть кормят вволю. Гребцам, кстати, больше всех достаётся: работа тяжкая, а если гребец голодный — галера, глядишь, врага не догонит или наоборот, не убежит. Еда простая, конечно, сухари да отвар из телячьих костей или солонины, да вина красного с водой намешают. Так в деревне и того не каждый день поешь. Ну, здесь, в Марке, конечно, крестьянину куда как легче жить, земли свободной много, да и родит она тут лучше, чем в старых странах. Оттого в Марке если кто вольный в гребцы идёт, так значит, совсем себя потерял. А их немного, таких-то, да и по большей части в гребцы они не годятся: народишко хилый от пьянства или от болезней. Так что на этих галерах, скорей всего, прикованные — разве что вице-король распорядился солдатиков туда посажать. Ну да это вряд ли: коли гребец не обучен да не приучен, от него толку мало, даже если богатырь природный.