Книга Полнолуние - Александр Горский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иди, не нервируй, — безуспешно попытался отпихнуть его от себя Зубарев, — у меня особо не намашешься.
— Так ведь это смотря кто махать будет, — не ослаблял хватку участковый. В голосе его вдруг промелькнули виноватые интонации. — Я ж позабыл вам сказать совсем, Антоша, он у нас раньше чуть ли не чемпионом по области был, так что людей на раз с ног валит, а на два лампочку в голове погасить может.
— Прошу прощения, — не утерпел вслушивающийся в их разговор Лунин, — фамилия у этого Антоши, случаем, не Беляев?
— Он самый, — подтвердил Колычев, разжимая наконец пальцы.
— Что, твой знакомый? — Разминаясь, Вадим повел плечами сперва в одну сторону, затем в другую.
— Почти, — кивнул Илья, — местный тренер по рукопашному бою. Олег Кноль у него тренируется.
— Григорич, — Зубарев возмущенно потряс кулаком перед носом участкового, — о таких вещах заранее предупреждать надо. Хорошо хоть, сейчас вспомнил. Ладно, задача ясна. Лампочку будем гасить на счет раз.
— Это ты сейчас про какую лампочку говоришь? Вот про эту? — Илья ткнул пальцем в одинокий фонарь, освещающий проход в гаражные боксы. — Или…
— Про все, — решительно отозвался оперативник. — Так, хватит болтать. Григорич, бери агента, вали к рубильнику. Вы двое, — взглянул он на стоящих поблизости Макарова и Кольта, — сбоку встаньте, на подхвате будете. Только так, чтоб вас слышно не было.
— А я? — нерешительно спросил Лунин, в очередной раз жалея, что так и не получил вновь табельное оружие по окончании завершившегося еще месяц назад служебного расследования.
— А ты Рокси прикрываешь, — ухмыльнулся Вадим. — Будь поблизости, только к двери не суйся. Это оперов как грязи, а следователь ты у нас один. Тебя беречь надо.
Только когда фонарь погас, Лунин понял, насколько уже успело стемнеть. Луна, затерявшаяся где-то за опутавшей небо паутиной белесых облаков, была совершенно невидима. Из-за отсутствия хотя бы какого-то, пусть и отраженного света, все предметы вокруг превратились в темно-серые расплывчатые силуэты. Массивные, молчаливые прямоугольники гаражных боксов, несколько застывших, словно в растерянности, человеческих фигур, две из которых почти слились с чернотой стены. Рокси, не понимая, что происходит, недовольно заворчала.
— Тсс! — прошептал Лунин, одной рукой крепче прижимая к себе болонку, а другой поглаживая ее по шелковистой спине.
Лязгнул, открываясь, дверной засов. Отчего в темноте все звуки особенно хорошо слышны, Илья не знал. Пару раз он собирался набрать соответствующий вопрос в поисковой строке «Яндекса», но несвоевременное появление в его служебном кабинете генерала Хованского сводило на нет все усилия Лунина по расширению кругозора. Вот и сейчас не успел он удивиться, до чего громкий скрежет способен издавать совсем небольшой кусок металла, перемещаясь в сторону буквально на несколько сантиметров, как целый поток звуков, прорвав невидимую плотину, обрушился на него, оттолкнул в сторону с такой силой, что Илья качнулся из стороны в сторону, пытаясь сохранить равновесие и удержаться на ногах.
— Хах! — мощно выдохнул Зубарев.
Должно быть, выдох сопровождался движением сжатых в кулак пальцев по направлению к солнечному сплетению, а то и лицу ничего не подозревающего Беляева. А быть может, наоборот, сперва совершили свой стремительный марш-бросок костяшки пальцев, и только затем им вслед вырвалось это самое воинственное «Хах!».
Хах, хах! — тут же донеслось до Ильи не то эхо, не то звук добивающих, «контрольных» ударов, вслед за которым послышались громкие, возбужденные, силящиеся перекричать друг друга голоса:
— Лежать! Лежать, сука! Замри!
— Наручники! Наручники у кого, мать вашу?
— Не двигайся, тварь, стрелять буду!
— Он и так не двигается, наручники мне дайте! Да не тыкай мне ими в затылок!
Распахнувшаяся дверь с силой ударилась о железную стену гаража. Металл гулко, как-то обиженно завибрировал, но тут же новые крики заглушили его обиду.
— Заходим! Подсвети мне! Свет дайте, свет!
— Не двигаться, полиция!
— Есть тут кто? Кто здесь?
В темноте дверного проема мелькнул луч встроенного в телефон фонарика, Илья замер, пытаясь предугадать развязку происходящего, и тут же вздрогнул от неожиданности, хотя ничего неожиданного в донесшемся до него отчаянном женском крике на самом деле не было.
— Вот и все, Рокси. Нашли мы ее, — пробормотал Лунин, чувствуя необходимость, но все еще не находя в себе сил бежать туда, откуда были слышны взволнованные голоса, туда, где происходило что-то необыкновенно важное, а быть может, просто необыкновенное.
Кто-то, должно быть, Колычев, запоздало включил рубильник. Черный, иссеченный полосками фонарных лучей дверной проем вдруг вспыхнул ярким белым светом, освещая большой прямоугольник истоптанного белого снега перед входом в гаражный бокс. Илья сделал несколько шагов к этому освещенному прямоугольнику и, когда от распахнутой двери его отделяло не более пары метров, вдруг заметил несколько красных пятен, отчетливо выделяющихся на белом фоне.
Вопрос
— Я думаю, мы должны узнать правду. Сами.
Было приятно. Нет, конечно, прежде всего, было страшно. Но все же, приятно тоже. Отец не просто разговаривал с ним, как с равным. Отец с ним советовался, более того, отец нуждался в его помощи. Стараясь казаться невозмутимым, он кивнул, тут же заметив, как в глазах отца на мгновение вспыхнули и тут же погасли две маленькие искорки удовлетворения.
— И что мы будем делать потом?
На самом деле ему хотелось сказать что-то наподобие «А может, не надо?» — но этого он сейчас сказать не мог. Произнести что-то подобное означало разрушить все то, что между ними сейчас возникло, хотя, как назвать то, что сейчас их объединяло, он не имел ни малейшего представления. Дружба? Мужское братство? Или они просто впервые встали рядом плечом к плечу, как подобает отцу и сыну? Да, должно быть, так и есть, и то, что сейчас они, окутанные полумраком гостиной, сидят в креслах друг против друга, ничего не меняет. На самом деле они — единое целое, монолит, крепость которого невозможно разрушить ничем, ни силой воли других людей, ни теми трудностями, которые им вдвоем придется преодолеть.
— Это будет зависеть от того, какую правду мы узнаем.
Отец прав, конечно же, прав. Вот только в правоте его так много недосказанности. Действительно, какую правду мы в итоге узнаем? И что потом с этой правдой будем делать? Ну почему он не хочет сказать так, чтобы все сразу стало понятно? Разве так говорят с тем, с кем стоят плечом к плечу. Хотя, быть может, именно так и говорят? А что он хотел, четкую и ясную команду? Приказ? Но приказы отдают подчиненным, младшим по званию. Равному говорят: «Идем!» — и ты идешь, не спрашивая, куда и зачем, потому что ты равный, а раз равный, значит, сам прекрасно все понимаешь, и у тебя нет ни глупых вопросов, ни глупых сомнений.