Книга Крючок для Пираньи - Александр Бушков

— Логично, — сказала она. — И теперь, кажется, понятно,отчего вы так гостеприимны и любезны. Всегда можно сказать: в то самое время,когда ваши головорезы окаянствовали на суше и на море, на борту суднаприсутствовала майор Шевчук…

— Вот именно, — сказал Кацуба с ангельской улыбкой. —Прагматики мы, что уж там… А вы — нет? Дарья Андреевна, вас ведь никто нааркане не тянул. Такова уж игра — мы пытаемся выжать из вас какую-тоинформацию, а вы, в свою очередь, ходите по пятам, стараясь вызнать нечтополезное вам… Вынужденный симбиоз, — и он улыбнулся еще ослепительнее. —Хорошо. Я прекращаю все попытки убедить вас произвести бартерный обмен. Всеравно не скажете, зачем сюда приехали и за кем гонитесь. Я надеюсь лишь намааленькую услугу: если у нас будут какие-то неприятности с местной милицией,рассчитываю за ваше чуткое заступничество. В конце концов, мы вам еще нужны…Вдруг да пригодимся.

— Постараюсь, — сказала она, определенно делая надсобой усилие и не высказав вслух все, что о Кацубе думает. — Если вы неустроите нечто вовсе уж запредельное…

— Железная девочка, — сказал Кацуба, когда за нейзакрылась дверь. — Мучается, бедная. И хочется, и колется, и мама не велит.Между прочим, я всерьез опасаюсь неких акций. Налет на слухачей вроде бы прошелбез последствий, но после сегодняшних свершений могут и обидеться. И будет намнешуточная проверка. Если они имеют некое касательство к конторам и органам,нам устроят серую жизнь…

— А если это все же некие частники? — спросил Мазур.

— Тогда могут и попытаться отправить нас на тот свет, —как ни в чем не бывало сказал Кацуба. — Нет, хорошенький будет тест… А потомунужно как ни в чем не бывало возвращаться в гостиницу. Не боишься?

— Я свое отбоялся, — хмуро сказал Мазур. — Давно уже…Радисты ничего такого не перехватывали? Пока я плыл, можно было весь полевойустав по радио передать…

— Была передачка, — кивнул Кацуба. — Продолжительностьюоколо пяти минут. Никаких сомнений, шла с острова. Шифрованная, конечно. Ну,она-то меня не интересует — и оттого, что дешифровщика на борту, как низапаслив Степан Ильич, нету, и потому, что эта передачка может быть толькопаническим докладом об уроне и потерях… Держи.

Он вытащил из внутреннего кармана «Макаров», положил его настол, прикрыл красной книжечкой. Мазур ее тут же раскрыл. Фотография была его,он по-прежнему оставался Микушевичем Владимиром Степановичем, но на сей раз взвании капитана, и имел честь состоять на службе в Шантарском военном округе.

— Запасной вариант, — сказал Кацуба. — На случайоткрытого конфликта с органами, охраняющими правопорядок от граждан… Паспорттвой я уже истребил. Да и свой тоже. Пора переходить из разряда цивильныхпридурков в категорию людей, за которыми есть кое-какая сила. По-моему, самоевремя…

— Сожрут нас «зеленые», — бросил Мазур, привычнопроверяя пистолет.

— Ну и черт с ними. Выжали мы из них все, что могли… Тыпогоди, пушку в карман не пихай, Ильич кобуру сейчас принесет… Знаешь, что меняво всей этой истории интригует больше всего? Загадочные баллоны в комплекте спротивогазами.

— А может, и не особенно загадочные? — сказал Мазур. —Ты что, забыл про сейнер? Теперь, когда мы знаем и про их аквалангистов, и проскоростное суденышко, можно выдвигать версию. «Подушечник» без труда догоняетрыбацкую посудину, экипаж в противогазах. Людей заставляют поднять руки,спуститься, скажем, в трюм… И пускают газ. Потом художественно располагаюттрупы в надлежащих позах, доводят сейнер до определенного места, пересаживаютсяна свое судно…

— Голова у тебя работает, — тихо сказал Кацуба. — Всамом деле, версия интересная. Я бы сказал, способная обернуться правдой… И то,что они боялись стрелять по палатке, сюда прекрасно укладывается. — Ондосадливо помотал головой. — Но «Вера» эта клятая… Она-то ни в какую версию неукладывается…

…Мазур потянулся за сигаретами, и сразу же рядом тихонькозаворочалась Фаина:

— Не спишь?

— Да покурить захотелось, — сказал он. — Я думал, тыуснула…

— Не могу никак. Дай и мне, что ли…

Мазур щелкнул зажигалкой, трепещущий язычок выхватил измрака ее грустное лицо, круглое голое плечо в ворохе разметавшихся волос. Ончувствовал себя самую чуточку неловко — вернувшись за полночь в гостиницу ивстретив Фаину, поневоле принял ее самое недвусмысленное приглашение, нельзя жеотталкивать женщину, с которой провел прошлую ночь, ссылками на усталость, непо-мужски как-то, но и не признаешься, от ч е г о именно устал, от каких такихтрудовых свершений. Ну, и самую малость оскандалился — незаконченным импотентомсебя показал, но и хвастаться было нечем… Стареем?

— Да ладно тебе, — сказала Фаина, уткнувшись щекой вего плечо. — Кряхтишь, ворочаешься… Я же вижу, что ты весь — как выжатый. Оченьустал?

— Да здорово вымотался, если честно, — признался он.

— Вот и сказал бы прямо. Я же не дура, могу понять.

— Неудобно как-то было.

— Неудобно… — фыркнула она. — Ох вы, мужики, как дети…Да любая баба честно тебе скажет, что ухайдокалась до предела застиркой-готовкой, ни на что не способна… И переживать из-за этого не станет. Ая тем более тебя могла бы понять, получше некоторых. Герка тоже выматывался,я-то знаю…

— Какой Герка?

— Господи, да Гриша… — она слегка напряглась. — Тызнаешь, он же был по паспорту Герман. Сначала. Батя отчудил. Ну, а потом, когдаГерка вошел в сознательный возраст, стал соображать: Герман, да еще Агафонович,да еще Соловаров… Когда меняли паспорта — помнишь старые, черно-зеленые? — накрасные, он и записался Григорием. Говорил, так оно нормальнее… Здоровый былмужик, да ваша работка выматывает…

— Погоди-погоди, — Мазур, наконец, кое-что сопоставил.— Он что, водолаз?

— Ну да, — буднично сказала Фаина. — Года довосемьдесят девятого работал в порту. Пока не ввязался во все эти дела. Аводолаз был хороший… первого класса… или первого разряда… не помню, как это уних называется. Как раз в восемьдесят девятом мастера дали.

— Водолаз-мастер? — спросил Мазур. — Первый класс?

— Точно. Так это и называлось. — Она тяжко вздохнула. —Господи ты боже мой, водолазам в порту до сих пор хватает работы, и деньгиплатят почти регулярно… Не полез бы в эти заморочки, был бы жив… Ведь двоедетей осталось… А ради чего? Ради этой болванки?

— Какой болванки? — лениво спросил Мазур, все ещеобдумывавший нежданную новость и пытавшийся найти ей место в общем коловращениизагадок.

— Сейчас покажу, — она набросила халат и выскользнулаиз постели. — Все равно хотела вставать, чаек поставить… Чаю хочешь?

— Да можно, — сказал он, насторожившись.

Зажегся ночник. Они пребывали на третьем этаже, в самомобыкновенном гостиничном номере, который Фаина экономии ради приспособила поджилье, благо постояльцев всегда было меньше, чем комнат. Когда они пришли сюда,Мазур особенно не осматривался, обуреваемый одним желанием — растянуться начем-нибудь мягком.