Книга Голые - Меган Харт

Сара отвезла меня в больницу. В ту пору мы с ней жили под одной крышей, потому что мой папа и слышать не хотел о внебрачном ребенке, плававшем в моем животе, а моя мать… ладно, с матерью мы в ту пору не ладили. Мои братья жили слишком далеко. С Патриком мы в то время были в ссоре, а если и поддерживали бы отношения, я никогда не обратилась бы к нему за помощью.

Девон и Стивен уже были в больнице, ждали, чтобы помочь мне зарегистрироваться и позаботиться о страховке. Но они не поддерживали меня во время схваток, не сопровождали в родильный зал. Я попросила их об этом, не объясняя причин. И не уверена, что сама знала эти причины.

У меня было девять месяцев, чтобы выносить этого ребенка. Я правильно питалась, принимала витамины, делала нужные упражнения. Воздерживалась от секса и джакузи. Удостоверилась, что посетила всех необходимых врачей, прошла потребовавшийся курс уколов. Словом, я сделала все, чтобы гарантировать: этот ребенок родится здоровым. Я дала ему все, кроме любви.

Мне казалось, что выполнить эту задачу – полюбить свое собственное дитя – будет легко. Все матери любят своих детей, не так ли? Наверное, это происходит автоматически? И любовь ощущают даже те, кто бросил своих детей, отдав их другим на воспитание? Меня всегда утешала мысль о том, что биологическая мать любила меня достаточно сильно, чтобы отдать семье, которая могла позаботиться обо мне гораздо лучше нее. Мои родители никогда не говорили ничего подобного, никогда не убеждали меня в том, что родная мать сделала это из-за любви – а не из-за того простого факта, который теперь пугающе предстал передо мной: она просто не хотела быть матерью.

Я тоже не хотела быть матерью. По крайней мере, этому ребенку. Его зачатие было случайным, но об аборте я и не помышляла. Единственным выбором в моей ситуации было отдать ребенка приемным родителям. Мне показалось, что в этом есть смысл, и я сделала все, что от меня зависело.

Когда я держала дочь на руках, глядя на крошечные темные завитки и ротик цвета бутона розы, которые узнавала по своим собственным младенческим фотографиям, было совершенно ясно: я не ошиблась. И когда решила оставить ребенка, дав ему жизнь, и позже, когда задумала его отдать. И даже тогда, когда не стала делать множество фотографий…

Потому что я и без того никогда не смогла бы забыть об этом.

Но самое худшее случилось чуть позже, во время ужасного визита моей матери. С этим все еще раздутым животом, пропитанным кровью пузырем со льдом между ногами, который должен был успокоить ноющие швы, с разгулявшимися гормонами я находилась не в той форме, чтобы противостоять матери. Несмотря на свалившиеся на меня тяготы, я не плакала, пока не увидела ее. С момента нашей встречи я рыдала, не в силах остановиться.

Сначала мама держала меня за руку, потом обнимала, поглаживая по волосам. Снова и снова, как делала много раз, когда я была маленькой. Она нежно укачивала меня.

А потом сказала:

– Еще не поздно передумать.

Мать всегда учила меня быть самостоятельной, принимать свои собственные решения. Отстаивать свой выбор, смело встречая последствия. Но теперь она уговаривала меня отказаться от своих обязательств, что принесло бы разочарование Девону и Стивену, которые оплатили ведение моей беременности.

Мама хотела, чтобы я оставила ребенка себе.

Я пребывала не в том настроении, чтобы проявлять доброжелательность, и не находила в себе терпения для мягких, спокойных слов. Я рожала без обезболивающих, но после родов приняла все препараты, которые дали мне врачи. В таком состоянии мне было не до версалей, и, хотя я не позволила себе оскорблений, мои высказывания были довольно жесткими. Я вывалила матери все, что накопилось на душе. Возможно, сказала гораздо больше, чем следовало, но годы сдерживаемой безысходности и разочарования потоком хлынули из меня. Как гной из раны.

Некоторое время наши отношения были хуже некуда, потом постепенно выправились, и мы медленно восстанавливали общение. А теперь она познакомилась с Алексом. Это событие казалось мне самым важным, самым значимым. Я взяла его с собой, чтобы познакомить со своей матерью, потому что… а, собственно, почему?

Потому, что мне хотелось показать ему, откуда я родом. Кто меня воспитывал. И кем я частично была. Потому, что, глядя на Алекса, я видела будущее. Детей. Семью. И мне не хотелось ссориться с ним.

– Алекс?

– Мм…

– Я люблю тебя. – Мои слова шепотом унеслись в темноту, словно так их было менее страшно сказать.

Или услышать.

– Я тоже тебя люблю.

Но когда я проснулась утром и скользнула пальцами вдоль подушки, чтобы найти Алекса, его рядом не оказалось.

Глава 15

– Мне нужно уехать из города. Бизнес требует, – предупредил Алекс. – Жаль, это решилось в последнюю минуту.

Мы ели сэндвичи, которые прихватили с собой из кинотеатра «Аллен», расположенного вниз по улице. Алекс успел обзавестись кухонным столом, этим огромным чудовищем с медной поверхностью и массивными резными ножками. Он идеально вписался в интерьер квартиры.

Сэндвич с индейкой и авокадо завис на полпути к моему рту, потом опустился вниз. Я облизнула губы, почувствовав соль от съеденных чипсов и скрывавшийся под ней горький привкус страха. Мы не обсуждали, что Алекс ушел той ночью. С тех пор прошла неделя, и в наших отношениях явно не все было гладко. Что-то напряженное висело между нами, и я никак не могла понять, что именно.

– Куда ты едешь? И когда вернешься?

– Я собираюсь проверить один из заводов «Херши» в Мексике. На это уйдет около недели. – Алекс помедлил. – Хочешь поехать со мной?

Я прижала палец к тарелке, чтобы собрать кусочки зелени, но не отправила их в рот.

– Мне бы очень хотелось поехать, но на этой неделе у меня много работы.

Он кивнул и снова впился зубами в сэндвич:

– Да, я так и подумал.

Я нахмурилась:

– Тогда почему ты спросил, хочу ли я поехать с тобой?

Алекс поднял глаза, все еще пережевывая свой сэндвич. Он не торопился с ответом, сначала запив еду внушительным глотком колы.

– Не хотел показаться невежливым, Оливия.

Мрачная озабоченность упрямо отказывалась покидать мое лицо. Я отбросила сэндвич.

– Жаль разочаровывать тебя. Может быть, знай я заранее…

– Я узнал об этом только вчера. – Алекс говорил тихо, но в его голосе сквозили нотки горечи. – И это – бизнес. Поверь мне, я не собираюсь болтаться на пляже целыми днями.

Я встала, чтобы собрать мусор и выбросить в ведро на кухне. Желудок свело спазмом. Я запихнула объедки и оберточную бумагу поглубже в ведро, потом повернулась, чтобы вымыть руки. Я терла ладони сильнее, чем это требовалось, причем под очень горячей водой. Кипяток обжег кожу, и я невольно зашипела.