Книга Антисоветский проект - Сергей Кара-Мурза

Смена типа цивилизации, которая происходит начиная с 1991г., прекрасно выражается в том, как изменился тип формирования цены на хлеб.Возьмем пшеничный хлеб. Цена пшеницы известна. Расходы на помол, выпечку иторговые издержки при советской системе составляли 1,1 от стоимости пшеницы.Это «технически обусловленные» расходы. Говорят, при рынке производство эффективнее,чем при советском строе (да и зарплата по сравнению с советским временемничтожна). Ну пусть даже не эффективнее, и эти издержки не уменьшились. Всеравно, реальная себестоимость буханки хлеба на московском прилавке равнапримерно двукратной стоимости пшеницы, пошедшей на эту буханку.

Это близко к тому, что мы видели на практике в СССР. В 1986г. закупочная цена пшеницы была 17,2 коп/кг. Из 1 кг зерна выходит 2 кг хлеба,следовательно, эти 2 кг хлеба из 1 кг зерна обходились в 17+19 = 36 коп (19коп. – это затраты на превращение зерна в хлеб). Продавались эти 2 кг хлеба за44 коп или (хлеб высшего сорта) за 56 коп. То есть, хлеб продавали с небольшойприбылью. В 1989 г. цена пшеницы поднялась до 22 коп/кг (в РСФСР 22,7 коп), ноцену хлеба еще не повышали, просто отказались от прибыли.

Советские цены на белый хлеб можно назвать «техническими»,технически обусловленными – потому, что именно на хлебе государствоотказывалось от возможной прибыли и в то же время не давало дотаций. Поэтомувсе расходы на превращение зерна в хлеб на прилавке, которые составляли в СССР1,1 от цены зерна, можно считать близкими к реальным затратам натуральногохозяйства, предназначенного для потребления12.

Как же складывается цена на хлеб в нынешней «антисоветской»России? В декабре 1993 г. батон хлеба в Москве стоил 230 руб. Он был испечен из330 г. пшеницы урожая 1992 года. За это количество пшеницы правительствообещало селу заплатить 4 рубля. Выпечка хлеба «технически» примерно равнастоимости муки. Значит, реальная себестоимость бетона на прилавке – около 8руб. А он стоил 230 руб.! Куда пошли 222 рубля из 230? Они изъяты из карманапокупателя какими-то «социальными силами».

И это положение в принципе не меняется. Весной 2000 г.,батон белого хлеба весом 380 г. стоил в Москве 6 руб. Он был выпечен из 200 г.пшеницы. Такое количество пшеницы стоило в декабре 1999 г. на российском рынке34 коп. (1725 руб. за тонну)13. Себестоимость превращения пшеницы в хлеб сдоставкой его к прилавку равна 110% от стоимости пшеницы, то есть для одногобатона 38 коп. Итого реальная себестоимость батона равна 72 коп. А на прилавкеего цена 6 руб. Таков масштаб «накруток» на пути от пшеницы до хлеба в рыночнойэкономике – 733%! Сейчас цена на хлеб в России «социальная», она обусловленаименно характером созданной экономической системы. Поэтому хлеб – хорошийобъект для сравнения сути двух систем. При советском (натуральном) хозяйствехлеб был дешев, и бедность отступала, при нынешней экономике хлеб дорог, и ценаего не дает людям вылезти из бедности.

Изменение типа ценообразования сочетается в этом процессе сизменением типа распределения доходов. Поражает, что значительная частьинтеллигенции как будто не видит, какая социальная катастрофа произошла вРоссии в результате ликвидации советского типа распределения доходов. Не разприходилось замечать, что читатели книг – люди, принадлежащие в основном кблагополучной части населения – психологически защищаются от реальности,стараясь не думать о страданиях той части, по которой больнее ударила реформа. Онисоздают себе ложный образ благополучия. На деле обеднение было абсолютным, онопривело к резкому ухудшению здоровья людей, увеличению смертности и небываломусокращению продолжительности жизни.

Есть множество жестких данных статистики – экономической, МВД,медицинской. Она невольно и неизбежно фиксирует внимание именно на резкомизменении всего типа жизни. Этот момент для нас и важен, в этой точке мы можемсразу ухватить два образа – уходящего советского жизнеустройства и идущего емуна смену нового, антисоветского. Вот данные о динамике фондового коэффициентараспределения доходов.

В СССР даже через три года реформ, в 1991 г., он был равен4,5 (в США 5,6). Но уже к 1994 г. в РФ он по данным Госкомстата подскочил до15,1. По данным бюллетеня ВЦИОМ (1995, № 3), в январе 1994 г. он был равен 24,4по суммарному заработку и 18,9 по фактическому доходу (с учетом теневыхзаработков). Согласно данным ученых РАН, которые учли скрываемые богатымидоходы, реально коэффициент фондов в России в 1996 г. был равен 23. А группаэкспертов Мирового банка, Института социологии РАН и Университета СевернойКаролины (США), которая ведет длительное наблюдение за бюджетом 4-х тысячдомашних хозяйств (большой исследовательский проект Russia longitudinalmonitoring survey), приводит коэффициент фондов за 1996 г. – 36,3! В 1999 г.разница в доходах еще сильно возросла.

В некоторых отношениях социальное положение в России сегодняхуже, чем представляется западными экспертами и российскими социологами,мыслящими в понятиях западной методологии. Вернее, оно не просто хуже, анаходится в совсем ином измерении. Негативные социальные результаты реформизмеряются экспертами в привычных индикаторах. Но положение в России подошло ктем критическим точкам, когда эти индикаторы становятся неадекватными.

Например, при резком социальном расслоении в принципеутрачивают смысл многие средние величины. Так, показатель среднедушевогодохода, вполне информативный для СССР, ни о чем не говорит, ибо доходы разныхгрупп стали просто несоизмеримы. В 1995 г. во всей сумме доходов населенияоплата труда составила всего 39,3%, а рента на собственность 44,0% (соотношение0,89:1). Нормальное для рыночной экономики соотношение совершенно иное(примерно 5:1).

Ничего не говорят в такой ситуации и средние натурныепоказатели, например, потребления. В 1995 г. потребление животного масла вРоссии было в два с лишним раза меньше, чем в 1990. Продажа мяса и птицы упалаза это время с 4,7 млн. т до 2,1 млн. т. Но это снижение почти целикомсконцентрировано в бедной половине населения. Следовательно, половина гражданРоссии совершенно не потребляла мяса и сливочного масла – как же можно ее«усреднять» с благополучной половиной!

Сравнение обобщенных показателей без учета принципиальнойразницы их составляющих ведет к невозможности увидеть главное –катастрофическое, скачкообразное изменение социальной системы. Оно заключаетсяв возникновении качественной несоизмеримости объектов и явлений. Особенно этокасается сравнения таких социальных показателей, как уровни потребления иуровни доходов, ибо они связаны с выражаемыми через них скрытыми (латентными)величинами резко нелинейно. Нас же интересуют именно скрытые величины, аиндикаторы, показатели – это лишь их видимое выражение, доступное измерению.

В России произошел разрыв между измеряемыми и скрытымивеличинами, а значит, эти измеряемые величины перестали быть показателями чегобы то ни было. А ими продолжает пользоваться и правительство, и оппозиция.Уровень жизни снизился на 42%! Нет, всего на 37%! Какая неграмотность – еслиэто, конечно, искренне.