Книга Лес на той стороне. Зеркало и чаша - Елизавета Дворецкая

– Еще бы мне не знать! Из побега омелы изготовлена стрела, которой убит Бальдр.

– А если бы он не был убит, то не смог бы и возродиться, чтобы возродить вместе с собою весь мир. «Ремеслом омелы» мудрые люди называют ту власть над жизнью и смертью, которой обладает Один. Круговорот смерти и возрождения в этой чаше отражен его радостной, земной стороной, поэтому, видишь, здесь в узоре руны ингуз, руны Фрейра.

Вспомнив, что у нее тоже есть чем удивить гостей, Избрана послала за своим зеркалом. Увидев его, Хродгар издал восклицание.

– Тебе знакома эта вещь? – спросила княгиня.

– Эта – нет. Но я видел кое-какие вещи из той страны, где делают шелк. Они были очень похожи. Откуда это у тебя?

– Привезли торговые гости. – Избрана уже не помнила, кто именно доставил ей это диво. – Но мне говорили… да, говорили, что эта вещь имеет какие-то чудесные свойства.

– Об этом я ничего не знаю. Но, я бы сказал, за чудо сойдет уже то, что эти две вещи встретились за одним столом! – Хродгар кивнул сначала на чашу Фрейра, потом на бронзовое зеркало. – Они ведь, можно так сказать, принадлежат разным мирам.

Избрана попыталась представить расстояние, отделяющее Китай от Етланда, и зажмурилась – сотни и сотни переходов через пустыни, степи, горы, реки, леса, моря, через десятки разных стран и государств, как очень развитых и богатых, так и совсем диких. Люди с одного конца никогда не попадут на другой, даже не знают толком, что там, на другом конце земли. А вещи едут себе и едут – через десятки рук, перегружаясь с верблюдов на лошадей, с лошадей на ладьи, десятки раз будучи обмененными на деньги и товары, и в конце концов прибывают туда, где их смело можно посчитать осколком того света…

Невозможно было вообразить, что земля так велика и что ее противоположные концы, несмотря на отдаленность, все же могут как-то сообщаться. Голова кружилась от исполинских пространств, и почему-то просыпалось чувство гордости за неугомонного человека, который так мал и слаб перед огромностью белого света, но как-то умудряется его пересекать из конца в конец. А главное, зачем-то этого хочет.

– Я бы хотела, чтобы ты побыл моим гостем, – сказала Избрана Хродгару. – Ведь тот, кто владеет чашей Фрейра, и есть конунг етов, где бы он ни находился.

– По-настоящему умные люди это понимают! – Хродгар вдруг взял ее руку и крепко сжал. По его лицу, по глазам, слегка увлажнившимся после березовой браги, было видно, что он очень тронут, и у Избраны вдруг забилось сердце, как-то по-особому остро и гулко, так что она даже смутилась и отвела глаза. – Я рад, что я нашел здесь тебя, такие встречи не бывают случайными. Боги направляли мой путь.

– Да, – тихо сказала Избрана, сама не понимая, почему так волнуется. Между ней и Хродгаром было много общего, и это очень трогало ее. Чуть ли не впервые в жизни она встретила мужчину, с которым ее сближали и происхождение, и судьба.

– И пока я не вернусь в Етланд, я хочу остаться здесь и оказывать тебе ту помощь, которую я в силах оказать.

– Я мало чем могу вознаградить тебя за такую дружбу, – созналась Избрана. – Но я буду счастлива видеть тебя рядом.

В это время боярин Умысл, один из немногих оставшихся в Плескове знатных людей, поднялся на ноги и торжественно откашлялся. Старшая жрица кивнула ему.

– Мы, люди плесковские, решили тебя просить, Избрана Велеборовна, – сказал он, дождавшись, чтобы она тоже на него посмотрела. – Пока князь Вадимир в возраст не войдет – будь ты нашей княгиней и управляй нами, как боги тебя научат. Что скажешь?

– Будьте мне верны, и я клянусь заботиться о вас, как о родных детях, – сказала Избрана, и почему-то вместо гордости и торжества сейчас чувствовала только любовь к этим людям и горячее желание принести им все то добро, которого они от нее ждут. Они дали ей не просто дом, приют и почет – своей надеждой на нее они дали ей драгоценное чувство нужности, и это, как оказалось, было для нее дороже самой власти.

– Да будет с тобою сила Рода и Макоши! – сказала старшая жрица. – Завтра на заре мы снова разожжем огонь в храме, угасший в день смерти последнего князя.

К рассвету все уцелевшее население Плескова собралось в святилище. Женщины принесли даже грудных младенцев, и немногие оставшиеся старики приковыляли, желая в свой последний выход из дома увидеть это – возрождение священного огня и рода плесковских князей. Хродгар и Хедин тоже пришли и стояли у входа, молчаливые и торжественные, без оружия, но в ярко начищенных доспехах, как воинственные мужские божества на страже белого света.

С первыми лучами зари две жрицы, оставшиеся снаружи, подали знак и запели. Плесковцы подхватили хвалебную песнь Огненному Соколу, взлетающему на небеса. Старшая жрица, стоявшая вдвоем с Избраной возле очага, подала ей кремень и огниво. Обе вещи были очень древними, и Избрана взяла их в руки с таким трепетом, что едва могла ударить огнивом по кремню. Эти вещи принадлежали еще самой Войдане, и с их помощью она разожгла первый огонь на пустом и безымянном тогда еще месте, где только предстояло вырасти святилищу и городу.

Дубовые дрова, щепки и береста уже были приготовлены. Избрана выбила несколько искр, осторожно раздула упавшие на сухую труху, и от волнения у нее перехватило дыхание. Было чувство, как будто она раздувает огонь новой жизни для целой вселенной. Наконец показался первый язычок пламени, по толпе пробежал вздох.

Когда огонь запылал, старшая жрица отперла большой сундук, стоявший в нише позади идола, и вынула оттуда меч в богато отделанных ножнах. Этот меч брал с собой князь Волегость в свой последний неудачный поход, и его привезли назад осиротевшим.

– Вручаю тебе, дочь моя, священный меч Сварога, данный нам на защиту, врагам нашим на устрашение! – сказала Огняна и трижды провела клинком над пламенем жертвенника. – Освящаю его именами Рода и Макоши, призываю в него силу Огненного Сокола! Призываю на тебя благословение Макоши – да не погаснет огонь на священной горе, да живет вечно народ Войданы и Велеса!

Под радостные крики Избрана приняла меч и тоже трижды провела им над огнем. От возбуждения ей было жарко, и старинный меч не казался тяжелым. Священный огонь и меч плесковских князей вливали в нее такую силу, какой она не ощущала еще никогда. Казалось, она превратилась в дерево, уходящее корнями к подземным темным рекам и способное черпать силу самой земли. Она чувствовала себя древней Войданой, пришедшей сюда, чтобы населить безлюдные просторы, пробудить к жизни все их богатства, наполнить своим потомством все пройденные земли. И пусть пока все ее подданные помещаются в этот храм, пусть им предстоит еще не один голодный год, еще немало трудов и опасностей ждет их впереди, но священный огонь горит и будет гореть, а значит, Плесков победил-таки зиму и впереди у него – весна.

* * *

Когда князь Зимобор с собранной данью вернулся в Смоленск, здесь его поджидали долгожданные новости. Уже целый месяц здесь жил плесковский боярин Станимир с остатками дружины и уцелевшими домочадцами, всего восемь человек.