Книга Торг с мертвецами, часть 1 - Марина Баринова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хрр… Хооо… — Эмиссар опустил руки, поняв, что Магистр наконец-то решил говорить. Тот сполз по стене, и Симузу пришлось схватить его за плечи. Эсмий закашлялся и судорожно ловил ртом воздух.
— Скажи, что с Десари, и я оставлю тебя в покое. Я должен знать, что сделал.
— Хо… Хорошо.
— Ну?
— С ней все хорошо, болван! Эта седая ведьма ей помогла!
Эсмий привалился к стене и жестом попросил воды. Симуз сжалился и, придерживая старика, отвел его обратно к столу и усадил на лавку.
— Расскажи больше.
Магистр осушил поданную чашу с водой, поморщился, потерев горло, и уставился на Медяка.
— После встречи с Артанной Десари провалилась в очень глубокий сон — проспала ночь и весь день, но под вечер очнулась в бодром состоянии. Боги свидетели, я давно ее такой не видел. Десари рассказала, почему кричала — от прикосновения Артанны она словно оглохла и перестала чувствовать. Исчезли звуки, стерлись краски у предметов, тело онемело. Десари испугалась, потому что ничего подобного с ней еще не случалось. А затем, когда совсем ослабела от испуга, то и вовсе провалилась во мрак. Она говорит, в этом сне не было ни голосов, ни видений — ничего, что она обычно чувствует, когда спит. Впервые за очень долгое время наша девочка смогла нормально провести день и ночь. Именно поэтому я все еще не убил тебя, Симуз — то, что ты придумал с фхетуш, сработало и помогло Десари. — Старик наградил слугу печальным взглядом и аккуратно поставил чашу на стол. — Но за обман я тебя не прощу. Десари все мне рассказала. У нее дар провидицы, а ты пытался это скрыть.
— Я не хочу, чтобы ее отправили в Магуссерию, — ответил Симуз. — Я был там, я знаю, каково…
Мегистр жестом оборвал его.
— Другого выхода нет. Магусу могут помочь только другие магусы. Или фхетуш, но, очевидно, ненадолго. Нельзя долго сдерживать то, что рвется на свободу. Кроме того, твои скромные таланты не идут ни в какое сравнение с мощью, которой обладает Десари. Тебя вышвырнули из Магуссерии потому, что ты оказался пустышкой. Фокусником. Носителем лишь следа эфира. А Десари… Она сможет в одиночку перекроить весь наш мир. Если захочет.
— Если ты захочешь, — отозвался эмиссар.
— Перестань считать меня чудовищем, Симуз. — Эсмий поднялся, нервным движением расправил складки халата и втиснул ногу в едва не сползшую туфлю. — Десари для меня даже больше, чем была Верения. А Верения была всем миром. Я дам этой девочке все, что смогу. Она станет Магистром, как и положено Флавиесу.
— Для начала тебе придется ее признать.
— Это будет несложно.
Старик подошел к двери, занес руку, чтобы стуком ознаменовать окончание беседы, но, поразмыслив, обернулся к Медяку:
— Попытаешься связаться с Десари без моего разрешения — я убью тебя. Подошлешь своих людей — я убью их. Не смей мне мешать, ты и так едва все не испортил.
В старом кабинете командира замковой стражи было холодно, по ногам тянуло сквозняком, а от голых каменных стен веяло сыростью. Вала колотил озноб, но, представ перед эрцканцлером, Шварценбергом и Веззамом, он пытался держаться спокойно. То и дело твердил себе, что не был ни в чем не виноват, что поступил правильно, что правда непременно вскроется, но в глубине души знал: вряд ли ему поверят. Об этом говорило хотя бы то, что Вала бросили в старую замковую темницу, а не в новый карцер при ратуше. Значит, эрцканцлер взялся за него всерьез и не хотел предавать случившееся огласке раньше времени. Впрочем, тут обижаться было неуместно: когда речь шла о предательстве, эллисдорцам следовало копать как можно глубже.
— С Сеппом мы уже поговорили, и он изложил свою версию произошедшего, — тихо проговорил эрцканцлер. Он кутался в шерстяной плащ и явно страдал от холода. Желтый свет масляной лампы подчеркивал круги у него под глазами, да и весь Граувер, казалось, уменьшился, скрючился и высох с тех пор, как началась осада. — Теперь я хочу выслушать тебя. Ты веруешь в Хранителя, Вал?
— Да, ваша милость. — Наемник хотел говорить уверенно, но голос все же сорвался. Одно неверное слово, одна случайная дерзость — и дни его окончатся на виселице без возможности оправдаться. — Верую истово, как и положено всякому божьему чаду. Но на службах бываю редко, грешен.
— Хорошо. Ганс! — Эрцканцлер жестом подозвал своего помощника.
Молодой человек в ливрее и голубой шапочке водрузил массивный фолиант на щербатый стол, вокруг которого собрались все важные эллисдорские шишки.
— Я не питаю иллюзий относительно нравов в собственной гвардии, — добавил Граувер. — Гнилые души, увы, есть везде. Я также не питаю иллюзий относительно твоей праведности, ибо ты выполняешь нечестивую работу за деньги. И все же я взываю к чистоте твоей души. Поклянись на этой Священной книге говорить лишь правду, какой бы жестокой она ни была.
Вал на миг поймал пристальный взгляд Веззама. Командир молчал, но по крепко сцепленным пальцам было понятно, что он переживал. Вал кивнул и с осторожностью положил ладони на Священную книгу — он не умывался с тех пор, как его бросили в темницу, и боялся испачкать драгоценный манускрипт.
— Я, Валериано из Гивоя, наемник «Сотни» и преданный сын Хранителя, клянусь на этой Священной книге говорить лишь правду. Клянусь душами покойных родителей, что не солгу. Клянусь именем Артанны нар Толл, которая научила меня знать цену словам. Клянусь душами всех павших товарищей, что не имею умысла обмануть или запутать вашу милость, короля и всех его подданных.
Альдор ден Граувер удивленно вскинул бровь.
— Хорошо говоришь для простого наемника. Где научился?
— Служил Артанне нар Толл секретарем, а до того — людям, которые продали ей гивойские владения. Они и научили. Я могу читать и писать на имперском и гацонском языках, но хайлигландскую грамоту знаю мало.
— С такими способностями не теми вещами ты занялся, Валериано из Гивоя, — сказал эрцканцлер. — Впрочем, судя по всему, ты у нас человек многих талантов. Я принимаю твою клятву. Теперь расскажи, что произошло в ночь, когда погиб гвардеец Гилберт.
— Как пожелаете.
Вал видел, как перекосило командира при упоминании об Артанне. Так ему и надо. С тех пор, как пришли вести о ее гибели и командовать остатками наемного войска стал Веззам, он сделал все, чтобы стереть память об их первом командире. Одна тризна — и все. Только Белингтор порой пел баллады об Артанне, да и то за спиной у командира, ибо тот запрещал. Зато сейчас он ничего не сможет поделать. Вал ощутил почти ребяческое злорадство, с каким дети дразнят друг друга. Пусть помнит. Пусть все они помнят, как «Сотня» здесь оказалась. Пусть все помнят, как именно Веззам стал командиром.
Он рассказал обо всем, что произошло той злополучной ночью, стараясь говорить лишь по делу. Ему было страшно, а от присутствия стольких важных людей в одной тесной комнатушке и вовсе сосало под ложечкой. Впрочем, важные люди на поверку оказались такими же, как и те, с кем спал Вал в одной казарме: у Шварценберга изо рта ужасно несло луком, а одежда эрцканцлера разила старым потом. Веззама за важную шишку Вал н считал, хотя и выполнял его приказы. Своего присутствия никак не выдавал только Эбнер Каланча: наемник заметил его только когда начал свой рассказ.