Книга Замуж – никогда - Таня Винк

На третий день Серж собрал руководителей отделов в комнате для совещаний. Это было обычное производственное совещание, но не для Димы. Некоторые сотрудники смотрели на него с нескрываемой завистью, разумеется, черной, а один из них — он всегда завидовал Диме и мечтал попасть в Кельн — вообще ни разу головы в его сторону не повернул. После совещания все быстро разбежались и Серж пригласил Диму в свой кабинет.

— Добро пожаловать в клуб успешных людей. — Француз усмехнулся и показал рукой на диван, а сам направился к шкафу, в котором стояли его любимые напитки. — Что ты будешь пить?

— Мне все равно. Хотя… что-нибудь покрепче.

— Это правильно. — Серж плеснул в стакан коньяк. — Неприятно, когда тебе завидуют?

— Очень… — Дима скривился, будто у него во рту было что-то кислое.

— Привыкай… Успех — единственный непростительный грех по отношению к своим близким. Это ваша знаменитая актриса сказала, Фаина Раневская.

— Но на меня же все это не с неба упало. Я несколько лет работал как вол! — выпалил Дима. — А они со мной даже словом не перекинулись, не поздравили. Хм… Не понимаю… Странные люди…

Внимательно глядя на Диму, Серж протянул ему стакан:

— За наш успех!

— За успех. — Дима сделал два больших глотка.

Француз опустился на диван:

— Скажи, у тебя есть мечта?

— Мечта? Была. — Дима улыбнулся. — Я ее достиг, как видишь.

— И что дальше?

— Дальше? Дальше — работа.

— И все?

Дима прищурился:

— А что?

Лицо Сержа стало еще более серьезным.

— Дима, — он сбросил с лацкана пиджака невидимую пылинку, — ты дал мне то, о чем я мечтал всю свою жизнь, — я сейчас по-настоящему счастливый человек. У меня отличные перспективы. — Серж поудобней устроился в кресле, и на его губах заиграла улыбка. — Знаешь, я вот подумал… Я хочу, чтобы ты тоже был счастлив.

Несколько секунд Дима смотрел на Сержа.

— А с чего ты взял, что я несчастлив? — Он снова сделал глоток.

— Я знаю, мне Надя все рассказала.

— Надя? — Дима залпом опустошил стакан. — И что же она тебе рассказала? — Он повернул к Сержу разгневанное лицо.

— Она сказала, что вы с Аней расстались, как два гордых идиота, — прошипел Серж. — И что вы все еще любите друг друга…

Дима протестуя вскинул руку.

— Послушай, это мое дело и больше ничье! — почти крикнул он.

— Так тебе нравится быть несчастным? — не сдавался Серж.

— Я не несчастен, я… — Дима запнулся, помолчал и продолжил умиротворенным тоном: — Честное слово, Серж, у меня все хорошо.

Серж поднялся, взял стакан Димы и пошел к буфету. Снова плеснул туда коньяка и поставил стакан на столик. Дима осушил его в три глотка, уперся локтями в колени и сцепил пальцы рук. Несколько минут мужчины молчали. Серж потягивал напиток, наблюдая за Димой.

— Извини, что накричал на тебя, — бросил тот, не поворачивая головы.

— Ничего, я все понимаю.

Дима выпрямился:

— Тогда ты должен понять, что я сделал все, что в моих силах. Но Аня все равно ушла.

— А ты ее любишь?

Дима глубоко вздохнул:

— Это уже не важно.

— Неправда. Нет ничего важнее любви.

— Ничего важнее любви… — медленно повторил Дима. — Думаешь, я этого не знаю, не понимаю? Я все понимаю: без любви жизнь теряет смысл… Все теряет смысл.

Он судорожно сглотнул и прищурился, глядя на Сержа.

— Вот… — Француз развел руки в стороны, глядя на собеседника. — В твоих глазах все написано… Ты любишь Аню. Это хорошо.

Раздался сигнал селекторной связи, и Серж подошел к столу.

— Нет, я никого не принимаю, — сказал он, снимая галстук, — завтра… Да, с девяти часов. И не беспокой нас. И еще… — Он повернулся к Диме. — А давай закажем пиццу?!

— Давай.

— Закажи нам пиццу. Без всяких беконов. Настоящую.

Их больше не беспокоили, а если бы кто-нибудь заглянул, то увидел бы очень интересную картину: без пиджаков, без галстуков, с закатанными рукавами, Дима и Серж бродили по кабинету, садились на диван, снова бродили, провозглашали тосты и увлеченно говорили о вещах, очень далеких от нанотехнологий. Иногда мужчины замолкали, становились грустными, иногда смеялись до колик в животе, иногда спорили, а иногда садились рядом, плечом к плечу…

— Вот я не представляю себе жизни без Надин. — Серж опрокидывал в рот очередную порцию спиртного.

— А я не представляю себе жизни без Ани. — Дима переходил на родной язык, но каким-то магическим образом Серж его понимал.

— Тогда поехали…

— Куда?

— К Ане.

— Нет…

— Значит, завтра… Мне все равно, какие у тебя тараканы в голове… Я правильно говорю по-русски? Тараканы…

— Да, правильно… — Дима налил себе полный стакан. — Тебе добавить?

— Да. И побольше.

Дима наполнил его стакан до краев. Они чокнулись, стаканы глухо звякнули. На губах у Димы застыла пьяная улыбка.

— Знаешь, когда я вижу похожую на нее девушку, меня в дрожь бросает. И еще голос… Один раз я услышал в самолете похожий голос, так чуть сознание не потерял… Слушай, Серж… я, кажется, пьян до чертиков…

На светофоре Надя посмотрела на себя в зеркало заднего вида и скривилась — всего неделю у мамы, а щеки скоро лопнут. Ох и мама! Целый год Надя упрашивала ее сделать загранпаспорт и приехать к ним хоть на недельку — потом вернулись бы вместе, но так ее и не уломала.

— Да ты шо, доню?! Я боюсь этих самолетов как огня. Неужто нет поезда, а? Ты бы поездом ехала, так удобней.

Ну, что тут скажешь? Что самолетом удобней? Так маме этого не докажешь.

— А ты оставишь мне Петеньку? — «пробует кладочку» мама умильным голосом.

— Он не Петя, он Пьер.

— Для меня он Петенька, а ты называй как хочешь моего внучка! И-и-эх! — взвизгнула мама и залилась звонким смехом, таким вот образом проявив шальную радость. — Срочно вези его ко мне, а то помру от нетерпения. Его тут уже все село ждет!

Это была чистая правда — встречали Надю почти всем селом, все-таки из заграницы приехала, и не из какой-нибудь банановой, а из культурной.

Неделю Надя отсыпалась, отъедалась салом и холодцом, а теплым и солнечным осенним утром покормила Пьера, села в машину троюродного брата и рванула в Харьков без остановок — надо было вернуться обратно до следующего кормления, но на всякий случай она сцедила грудное молоко в бутылочку. Через пятьдесят минут Надя входила в стеклянные двери магазина.