Книга Колдовская душа - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Женщины вошли в сад, за которым ухаживали явно не так тщательно, как следовало бы. Вдова тут же увидела, что дверь уборной распахнута настежь.
– Слава богу, Паком хотя бы перестал прятаться! – воскликнула она. – Чтобы вы знали, медсестра Дебьен, прежде он был осмотрительнее – ни за что бы не оставил туалет грязным или открытым, чтобы туда не налетели мухи. Сейчас туда, наверное, не зайдешь!
Жасент кивнула. Ее в первый раз за три года назвали «медсестра Дебьен»; она уже успела от этого отвыкнуть.
– Наверное, Паком в доме, на улице ведь так жарко, – предположила молодая женщина. – Мне ничего не известно о ваших проблемах с сыном, мадам. Доктор Сент-Арно давно ни о чем мне не рассказывал: в последний раз мы говорили с ним о Пакоме через два дня после похорон моих родителей. У парня случаются вспышки раздражительности, я правильно поняла?
– Не то слово! Он с ума сходит, по-другому не скажешь.
– Но, как мне кажется, вам могла бы помочь Матильда. Паком ее очень любит. И доверяет ей.
– Не говорите мне о Матильде! Пока она его лечила, парень вел себя нормально. Вот только чуть что – бежал к ней прятаться, и это мне не нравилось. И я послушалась советов доктора.
– Каких советов?
Брижит немного подумала, прежде чем ответить. Она ввела Жасент в дом, но там, судя по всему, было пусто. По крайней мере, в комнатах первого этажа.
– Наш доктор не очень хорошего мнения о Матильде. Подумать только, знахарка! Вряд ли это могло ему понравиться. Если коротко, он сказал, это ненормально, что я так часто отправляю к ней Пакома.
От удивления молодая женщина не нашлась с ответом. Трудно было спорить – манеры Матильды, ее таинственные речи и необъяснимая неприязнь к некоторым людям кому угодно могли показаться странными. Еще Жасент пришло на ум, что у доктора мог быть свой, корыстный интерес наведываться в дом к вдове Пеллетье чаще.
– Ненормально? Тут он преувеличивает, – проговорила она наконец. – Если Пакому это шло на пользу, пусть бы себе и дальше ходил к Матильде!
Вдова, передернув плечами, стала звать сына – сперва спокойным, ровным голосом, а потом сорвалась на крик и стала топать ногой по паркету.
– Господи Иисусе! Что могло случиться? Наверное, он прячется сейчас на чердаке или же роется в вещах в моей спальне! Поднимусь и посмотрю… А вас попрошу заглянуть в кладовую. Паком такой обжора – прямо беда! Если уж он добрался до продуктов, нет ничего удивительного в том, что он не подает голоса!
Жасент не на шутку встревожилась. Внезапная волна захлестнула ее рассудок. Ей стало дурно. Где Паком? Что, если он ускользнул от матери, находясь в бреду? Но спокойствие быстро возвратилось к ней: полоумный Паком еще никому не причинил вреда…
В магазине Сидони, в Робервале, в тот же день
Журден Прово сменил костюм-тройку, белую рубашку и галстук, в которых обычно исполнял обязанности полицейского, на полотняный комбинезон и майку. Вооружившись кисточкой, он старательно покрывал лаком прилавок в маленьком магазинчике супруги.
– Следи, чтобы не было этих отвратительных разводов! – наставляла мужа Сидони, время от времени бросая взгляд в его сторону.
Стоя на приставной лесенке, прелестная модистка наклеивала кант с цветочным рисунком на стык между потолком и стенами, недавно оклеенными дорогими узорчатыми обоями. Она позволила себе эту роскошь – поменять внутреннее убранство магазина. Сидони настолько не терпелось преуспеть и перебраться наконец в крупный город, что она наняла швею себе в помощницы, и та теперь работала в крошечной комнатушке, соседствующей с залом, где принимали посетителей.
– Поторопись, Журден, лак очень долго сохнет! Нужно, чтобы уже во вторник утром я смогла пользоваться прилавком!
– От этого запаха у меня кружится голова! Выйду на пару минут, – вздохнул супруг.
– Но не на четверть часа, как сегодня утром!
Сидони послала ему воздушный поцелуй затянутой в каучуковую перчатку ручкой и вернулась к работе. Журден переступил порог – застекленная дверь была открыта – и оказался на тротуаре, в лучах яркого солнца. Он сделал несколько шагов, и мягкий послеполуденный воздух принес ему облегчение.
Полицейский счел бы себя счастливейшим человеком, если бы только смог стать настоящим мужем Сидони и отцом семейства. Но их связывала скорее нежная дружба, нежели супружеская любовь.
«Я, наверное, святой, раз до сих пор не завел себе любовницы, – думал он, сжимая губами сигарету. – И как бы Сидо исполняла супружеский долг, если бы ей попался менее деликатный парень, чем я, и не такой терпеливый? Хотел бы я это знать!»
Они вместе ездили к доктору-гинекологу в Квебек, надеясь, что он разрешит их проблему. Со смущенным видом врач изрек термин, оскорбивший слух Сидони – «вагинизм». Речь шла о женской проблеме, которая, предположительно, имела психологическую подоплеку и делала проникновение невозможным.
– Ваш супруг должен быть очень терпеливым, моя дорогая мадам, – изрек ученый муж. – Очень терпеливым и понимающим!
Молодая женщина, которая стыдилась и того, что находится в этом кабинете, и того, что подвергается интимному обследованию, тут же залилась слезами. Да, Сидони не испытывала ни малейшего желания становиться матерью, но шли годы, а она по-прежнему не знала никаких чувственных радостей – Журден давно уже отказался от попыток прикоснуться к ней, приласкать.
– Если это болезнь, то что мы можем поделать?! – воскликнул он, когда супруга разъяснила ему диагноз. – Бедное мое солнышко, ты ни в чем не виновата! Если честно, я думаю, так даже лучше…
Он стал еще более внимательным и заботливым, часто целовал ее в лоб и осыпáл подарками. Благодаря обожанию мужа жизнь Сидони была очень приятной. Каждый год, осенью, они путешествовали. Она посетила Нью-Йорк, полюбовалась Ниагарским водопадом, а в 1931 году даже побывала в Лондоне. И все же, прогуливаясь в новом городе или просыпаясь утром в дорогом отеле, Сидони, случалось, начинала мечтать о простой жизни с мужчиной, в которого она была бы до безумия влюблена. «Я бы открывала глаза, прильнув к нему голым телом, после ночи удовольствий, или, что еще лучше, смотрела бы на него, как Жасент на Пьера, с тем же магическим светом во взгляде. Достаточно увидеть, как эти двое держатся за руки, чтобы понять, что они чувствуют, и позавидовать им!»
Так или иначе, бóльшую часть времени Сидони наслаждалась своей работой и новыми планами – замирала от радости, получая большой заказ, и приходила в восторг, когда богатая «представительница буржуазии» возвращалась в магазин в изготовленной ею шляпке. И только редкие посещения Лорика нарушали равновесие ее дней, напоминая, насколько хрупко это чертово равновесие.
Разумеется, желая ей досадить, Лорик входил в магазин в рабочей одежде. Его ботинки были заляпаны грязью (подсохшей или влажной – зависело от времени года). Он снимал головной убор, присвистывая, обводил помещение взглядом, обращался к сестре «мадам модистка» и то и дело посматривал на ее живот, что, бесспорно, должно было означать: «Ты что, до сих пор не забеременела?»