Книга Москитолэнд - Дэвид Арнольд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошу, помоги.
И.
Шестое и последнее письмо – беспорядочные каракули, без приветствия и подписи. Перечитываю его раз десять.
«ПОДУМАЙ ЧТО БУДЕТ ЛУЧШЕ ДЛЯ НЕЕ.
ПОЖАЛУЙСТА, ИЗМЕНИ РЕШЕНИЕ».
Каждая капля Мим-крови бросается мне в голову, окружает мозг крошечными тромбоцитами и сжимает его. Не могу дышать. Не могу думать.
Не могу.
У мамы рак. Груди, легких, печени – неважно. А может, тиф. Люди вообще им сейчас болеют? Не уверена. Она легко могла подцепить какой-нибудь смертельный птичий грипп. Ну, в смысле, это ж сраные птицы! Они могут добраться куда угодно. Впрочем нет, это глупо. Или не глупо, но явно попало бы в новости. Я бы узнала. Все же главный подозреваемый – рак. Им вечно все болеют. Но зачем из всех людей в мире обращаться за помощью к Кэти?
Правая рука практически по собственной воле сжимается в кулак, сминая первые пять писем в плотный снежный ком. Я встаю и поднимаю пластиковую крышку. Любовное письмо опустилось на дно – метафора на вес золота. Я бросаю туда же эпистолярный снежок и нажимаю на кнопку смыва. Затем поворачиваюсь к зеркалу, стираю с поверхности грязь и смотрю на свое отражение. Худосочное. Как палочный человечек.
Долбаная Кэти!
До того как мамин телефон отключили, я звонила раз в день. Кэти сказала, что, наверное, не стоит. Мол, я должна дать маме немного личного пространства, будто речь о симпатичном парне или типа того.
Сжимаю этот последний листок в руке, точно боевой снаряд, и вдруг меня озаряет. А что, если Кэти прятала и другие письма? Мама уехала три месяца назад. Первые два (плюс еще немного) я получала по письму в неделю, а три недели назад связь оборвалась. Но вдруг нет? Кэти ясно дала понять, что не в восторге от моих звонков маме, так с чего ей одобрять переписку? Может, в доме осталась еще одна спрятанная банка из-под кофе с трехнедельными посланиями от мамы?
Разжимаю кулак, перечитываю буквы на снаряде.
«Подумай что будет лучше для нее. Пожалуйста, измени решение».
Это обо мне. И для меня лучше всего быть с мамой.
Но Кэти не хочет, чтобы я ей звонила. Не хочет, чтобы писала. И конечно, не хочет, чтобы мы увиделись.
Новые искры распаляют глубокую, необъятную пламенную ненависть. Я запихиваю шестое письмо в карман и выуживаю свою боевую раскраску. Обычно это священный процесс, требующий немалой доли изящества. Но сейчас в этом плане я где-то между велоцираптором и нулем. Короче, далека от изящества.
Прежде, чем помада касается моих болезненно-землистых щек, унитаз за спиной издает отрыжку. Под ногами громко булькает, и только теперь я замечаю табличку под зеркалом:
БУМАЖНЫЕ ПОЛОТЕНЦА
И СРЕДСТВА ЖЕНСКОЙ ГИГИЕНЫ
ВЫБРАСЫВАТЬ В ВЕДРО
НЕ СМЫВАТЬ
Етить-колотить!
Я слышу звук стремительного потока и знаю, что будет дальше.
Первым делом: мои кроссы. Я убираю помаду и запрыгиваю на раковину, и в тот же миг из-под пластикового ободка унитаза начинает сочиться ржавая вода. Из своего невообразимого гнезда я с ужасом наблюдаю, как она заливает пол. За неимением знаний о работе канализационной системы автобуса мне остается лишь представить гигантский желудкоподобный резервуар в его кипящих недрах, переполненный и готовый извергнуться, благодаря смятым письмам. Одно можно сказать наверняка: воняет уже так, что у-у-ух. Я оглядываю кабинку в поисках чего-нибудь, что остановит утечку: аварийный рычаг на случай потопа, гидравлический тормоз или какую-нибудь кнопку выброса, которая катапультирует меня из автобуса. Но нет ни рычагов, ни тормозов, ни кнопок.
Остается только бегство.
С безопасного сиденья-раковины я тянусь к двери сдвигаю щеколду на «СВОБОДНО». Затем раскачиваю туда-сюда ногами, чтобы инерции хватило для приличного прыжка через дверной проем в проход. Приземление не очень удачное, но кроссовки не испачкала – уже что-то. Нацепив на лицо свою лучшую «кто, я?» улыбку, закрываю дверь и возвращаюсь в свой ряд.
– Все хорошо, милая? – спрашивает Арлин.
Я улыбаюсь – кто, я? – протискиваюсь мимо ее ног и сажусь на место. Меньше чем через тридцать секунд в хвосте автобуса начинаются волнения. Выглянув из-за спинки сиденья, вижу, как пассажиры морщатся и машут перед лицами руками. Некоторые даже смеются, но это шок-и-трепет смех, а не ха-ха-ха-вот-умора.
Опускаю взгляд на британцев – они пялятся на меня, натянув рубашки на носы. Противогаз-стайл.
Все идет как надо. Я в автобусе, полном умников.
Откидываюсь на спинку, смотрю в окно здоровым глазом и не могу сдержать легкую улыбку. Впервые за долгое время я в своей стихии.
(До цели 818 миль)
1 сентября, вечер
Дорогая Изабель.
Я – коллекция странностей, цирк нейронов и электронов: мое сердце – инспектор манежа, душа – воздушный гимнаст, а весь мир – мои зрители. Звучит чудно́, потому что так и есть, а так и есть, потому что я сама чудна́я.
Мой сгинувший надгортанник – Причина № 3.
Около года назад мама отвела меня в больницу, потому что меня все время тошнило. После нескольких тестов педиатр сказал, что мой надгортанник сдвинут – проблема необычная, но ничего такого, из-за чего бы стоило переживать. Вот только когда он сказал «сдвинут», мне послышалось «сгинул» – освежает, как удар мизинцем об косяк. Я тут же представила рассеянного Творца, что, почесывая голову, переворачивает Вселенную вверх тормашками в поисках сгинувшего надгортанника Мим. Врач прописал какие-то лекарства, но мой инфантильный пищевод гнул свою линию с варварским упорством.
Чаще всего невозможно предсказать, где и когда меня вырвет, но иногда получается ускорить процесс. Дважды с момента переезда папа и Кэти оставляли меня дома одну. И оба раз я «ускорялась» в их спальне. Стояла на этом жутком берберском ковре и смотрела на их сдвинутые до упора столы. Компьютер для политического блогера, макбук для начинающего автора любовных романов. Две настольные лампы. Одна незастеленная кровать. С каждой стороны по тумбочке, на обеих книги и пачки бумажных носовых платков. Половину этих вещей я узнавала, другие были чужими. И все же вот они, смешанные воедино, знакомые и незнакомые – семья с несемьей.
Как правило, в тот момент меня и выворачивало. На кровать со стороны Кэти. И, судя по количеству дезинфицирующих средств, которые потом туда выливались, можно было предположить, будто она клетку горилл чистит.
Но, как я и сказала в начале этой записи, я «коллекция» странностей, и одна странность коллекции не сделает.
Великое Ослепляющее Затмение – Причина № 4.
