Книга Крестовые походы. Идея и реальность - Светлана Лучицкая

Папа облек обещание спасения в очень точную юридическую формулу — индульгенцию. Вооруженное паломничество в Иерусалим, военная служба Христу рассматривались как заслуга и были достойны небесного вознаграждения — тот, кто уходил в Святую Землю, получал отпущение грехов: «Кто отправится в эту войну и расстанется с жизнью… все их грехи будут прощены в тот же миг. Я обещаю это в силу власти, которой меня наделил Господь»,[13] — говорил папа на Клермонском соборе. Относительным новшеством объявленного Урбаном II предприятия был крест, который, как известно, поначалу был знаком паломнического путешествия в Иерусалим. Теперь крест, нашитый на плече крестоносца, становился своего рода знаком, посредством которого Господь наделял воина Царствием небесным. Как распорядился папа Урбан II, раздававший кресты во время своей проповеди, те, кто принял его, тем самым давали обет пойти воевать на Восток и должны были безотлагательно направиться к Гробу Господню. Как и в свое время паломникам, обещавшим принять участие в походе воинам предоставляли определенные светские привилегии — в частности, канон Клермонского собора ставил персону и имущество рыцаря под защиту «божьего мира» (паломники тоже под этой защитой), который длился до его возвращения.

Итак, в самой идее крестоносного движения не было почти ничего нового: война под главенством Бога уже упоминалась григорианцами, помощь восточным христианам уже подразумевалась ранее, и папа даже готов был возглавить экспедицию в Иерусалим с целью их защиты, индульгенции за победы над неверными давались и прежде, покаянные паломничества в Иерусалим, частично одетые бронею, также происходили в прошлом, да и традиция давать кресты паломникам тоже существовала. Но все же новым в речи папы Урбана II был, видимо, синтез всех этих идей. Крестовый поход — это война, которая была объявлена папой от имени Христа, ее участники рассматривались как пилигримы, наделенные соответствующими привилегиями, они также принимали обеты и получали индульгенции.

Связанные с Клермонским собором нововведения так или иначе вписывались в программу реформаторского движения XI в., клюнийской реформы, целью которой было достижение, пусть даже хрупкое, единства рыцарства и Церкви. Сами церковные представления об искуплении и небесном воздаянии были истолкованы папой при помощи феодальной терминологии и облечены в четкие понятия вознаграждения за ратный труд. Откликнувшись на призыв римского понтифика, рыцари ставили на службу христианскому идеалу воинские доблести. Потому военно-религиозную экспедицию, начало которой объявил Урбан II в 1095 г., можно в целом рассматривать как свидетельство запоздалого восприятия клюнийских преобразований, смысл которых в течение долгого времени пытались внушить своей пастве аббаты.

Глава 2

Как восприняли призыв папы римского средневековые миряне

После Клермонского собора папа еще продолжал проповедовать по регионам Франции и посылать письма в разные города. Весть о походе очень быстро распространилась по Европе и была встречена с необычайным религиозным воодушевлением. Хронисты рисуют картину полного единодушия и энтузиазма. Призыв Урбана II явно превзошел все его ожидания — желанием отправиться в поход загорелось все общество. Сначала герцоги и графы, потом рыцари и кастеляны, к которым прежде всего обращался в своей проповеди папа, а потом и простолюдины, клирики и даже старики, женщины и дети — все нашивали кресты на свои одежды и горели желанием отправиться в Святую Землю. Урбан II совсем не ожидал такого исхода и даже пытался ограничить число участников: он отсоветовал монахам участвовать в походе, он велел мирянам не присоединяться к крестоносной экспедиции без благословения приходского священника, а клирикам — без разрешения епископов и аббатов, и он предписал молодым людям перед отправлением на Восток получить разрешение у их жен.[14] Папа также стремился не допустить участие в крестовом походе непригодных к сражению мирян: «И мы не… советуем, старикам или немощным и неспособным к обращению с оружием вступать на этот путь. Женщины никоим образом пусть не отправляются в путь, если только не в сопровождении супругов и братьев или других законных гарантов».[15] Известно, что, стремясь получить индульгенцию, к походу присоединялись и воры, и насильники, и беглые монахи, желавшие получить отпущение грехов, но нельзя отрицать, что в основном мотивы примкнувших к первому походу на Восток были религиозными. Торжественно обещая участвовать в крестовом походе, миряне выражали свою любовь к Богу, становясь в буквальном смысле последователями Христа. Нашивая на одежду крест в знак обета, они считали этот жест ответом на слова Христа: «Кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть моим учеником» (Лк 14:27). Не случайно один из хронистов Первого крестового похода именно так описывает начало крестоносного движения: «Когда приблизилось уже время, к которому Господь Иисус ежедневно привлекал внимание людей Своих, в особенности же — в Евангелии, где говорит: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф 16, 24), то было великое движение по всему галльскому краю, так что если кто-либо с чистым сердцем и ясным разумом серьезно желал следовать за Богом и верно хотел нести за Ним крест, он мог скоро, без отлагательства, отправиться к Святому Гробу».[16]

Судя по сообщениям современников, призыв папы Урбана II участвовать в новой войне и тем спасти свою душу вызвал бурную реакцию общества. Так, французский хронист Гвиберт Ножанский рисует почти неправдоподобную картину, рассказывая о резкой и неожиданной смене нравов: до этого во Франции процветали разбой, грабежи и поджоги, на больших дорогах рыскали разбойники и вооруженные банды, везде шли драки и бои, и вдруг «эти настроения удивительным и непостижимым образом совершенно поменялись…и все поспешно обращались с мольбой к епископам, чтобы те осенили их крестом в соответствии с данным римским папой предписанием».[17] Приглашение понтифика отправиться в Святую Землю сражаться против неверных отвечало жажде спасения, охватившей все общество, и прежде всего рыцарей, чьим призванием была война. Типичной была реакция Танкреда, будущего участника Первого крестового похода: по словам прославившего его хрониста, герой разрывался между рыцарским призванием и благочестием, между «Евангелием» и «миром» — эти противоречия раздирали его и лишали мужества. «Но после того, как но суждению папы Урбана всем христианам, которые будут сражаться с язычниками, предоставлялось отпущение грехов, тогда наконец… пробудилось рвение мужа, силы прибавились, глаза расширились, смелость удвоилась… Ведь опыт оружия был призван на службу Христу, двойной повод для сражения невероятно вознес мужа».[18] Миряне откликнулись на проповедь Урбана II и готовились к походу, который был запланирован уже на следующий год. Как сказал папа на соборе, «пусть ничто не удерживает отправляющихся воинов, пусть они заложат свои земли, соберут деньги, и пусть пройдет зима, и весной они отправятся в путь».[19] Но у большинства рыцарей еще не было никакого опыта участия в заморских экспедициях; они должны были обеспечить себя вооружением и припасами, и для этого продавали свою собственность. В предыдущие годы Западная Европа была охвачена недородом, и только 1096 г. принес богатый урожай — и это, конечно, рассматривалось как добрый знак крестоносцам. Но еще до того многие продали за бесценок все, что у них было, ради того, чтобы отправиться в экспедицию на Восток. До нас дошло немало хартий (в основном из юго-западной Франции), в которых зафиксированы имущественные сделки знати, и благодаря этим документам мы можем судить о поведении будущих крестоносцев. Эти грамоты говорят о том, что миряне были горячо воодушевлены представившейся им перспективой крестового похода. Чтобы снарядить экспедицию на Восток, рыцари и знать закладывали все, что у них было, Церкви, причем именно локальным церквам. Они жаловали свои земли и имущество преимущественно тем монастырям и церквам, с которыми были связаны на протяжении всей своей жизни. В эти религиозные учреждения они отдавали детей, там крестились, венчались, там завещали хоронить своих родных и себя. Как раньше они поддерживали своими пожалованиями приходские церкви, так и теперь из благочестия оставляли свои земли монастырям в обмен на финансовую поддержку похода. Так, один из будущих лидеров крестового похода Готфрид Бульонский заложил свои замки епископам Льежа и Вердена в обмен на материальную помощь. Многие из крестоносцев отказывались от своих прежних притязаний на земли и были поддержаны церквами и монастырями, получив от них денежные суммы. Часто эти отказы совершали те самые кастеляны, которые прежде силой захватили церковную собственность. Подобно пилигримам, отправляющимся в далекое путешествие, будущие крестоносцы мирились со своими соседями, улаживали ссоры и имущественные споры, особенно с церковными институтами. В хартиях можно видеть, как связаны между собой грандиозные идеи Церкви и религиозные мотивы маленьких людей — их благочестие, надежды и страх. Эти люди каялись в грехах и признавали себя преступниками, грабившими Церковь, вспоминали о своих дурных поступках и стремились изгладить нанесенный ущерб. Сохранившиеся грамоты часто содержат описания картин загробного мира, в них миряне, почти буквально повторяя слова папы, говорят о своем желании сокрушить язычников, освободить восточную церковь. Они явно охвачены жаждой спасения. Их главное желание — искупить свои грехи. Потому, говоря о мотивах участия в походе, стоит признать, что добыча и материальные ценности не были на первом плане у будущих участников экспедиции, во всяком случае у простых мирян.