Книга Консервативная революция в Германии 1918-1932 - Армин Молер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На вопрос об ответственности отдельных лиц ответить много проще, так как он сводится к вопросу о принадлежности к определенным организациям и участии в определенных действиях. В каждом отдельном случае, по каждому из персонажей надо отвечать отдельно. Но это едва ли возможно. По крайней мере, до того, как будет написана в допустимо большом объеме история «национальной оппозиции» во время национал-социалистического правления, что нас, пожалуй, также отсылает к событиям 20 июля 1944 года.
Самое раннее использование этого понятия, которое нам удалось обнаружить, содержится в статье «Глас народа», опубликованной 24 мая 1848 года «Берлинер цайтунг»: «В наших стенах теперь царит чудесная жизнь. Народные собрания, клубы, союзы, дурные концерты, вооруженные горожане, торговцы с рук, отставные министры, буйные народные вожди, подстрекающие к нарушению спокойствия, революционные реакционеры и консервативные революционеры, мертвые тайные советники, действительные тайные осведомители, полицейские в униформе, ожившие карикатуры на свободу и равенство доводят их суть до такого пестрого безумия, что обыватели, потребляющие светлое пиво в их шапочках с кисточками и в домашних халатах, выражают нешуточную обеспокоенность».
Отчетливо видно, что в данном случае понятие «Консервативная революция» было всего лишь порождением игры слов. В 1851 году оно всплывает в двухтомнике «Россия и современность». А в 1875 году Юрий Самарин вместе Ф. Дмитриевым озаглавливает одну из статей «Революционный консерватизм». Это словосочетание также можно обнаружить и у Достоевского. В 1900 году оно всплывает у Шарля Морраса в «Анализе монархии», а в 1921 году употребляется в статье Томаса Манна «Русская антология». Германоязычные страны буквально заразились этим понятием, однако только после того, как оно было употреблено в программном смысле в 1927 году в речи Хуго фон Хофманншталя «Книжный мир как духовное пространство для нации». «Процесс, о котором я вещаю — это консервативная революция такого размаха, какого еще не знала европейская история». Указанный поэт назвал два основополагающих процесса, определявших эту революцию: стремление к единению, что освобождает от поисков свободы, и также стремление к целостности, что отстраняет от расколов и раздоров.
Однако у Хофманншталя это понятие еще не приобрело открытого политического звучания. В начале 30-ых годов, но еще перед приходом национал-социалистов к власти, кажется, этот термин появился в политическом лексиконе, на что указывает текст Эдгара Юлиуса Юнга, который цитируется в разделе 4.3. Также этот термин обосновался в словаре журналистов. Например, мы можем найти его в «Берлинской биржевой газете» от 30 мая 1935 года в статье Вильгельма Рёссле, посвященной десятилетию с момента смерти Мёллера ван дер Брука. Материал имел заголовок «Консервативный революционер». Однако четко сформулированным политическим понятием «Консервативная революция» станет лишь два десятилетия спустя после того, как Хофманншталь произнес свою речь. Этому процессу способствовал германист Дётлеф В. Шуман (университет Урбана — Иллинойс), который в 1939 году опубликовал в одном из американских специализированных журналов статью «Соображение по поводу понятия Хофманнштая «консервативная революция». Некоторое время спустя эта статья попала в руки Германа Раушнинга, вдохновив его на создание книги «Консервативная революция. Разрыв с Гитлером», которая была опубликована в Нью-Йорке в 1941 году. После этого данное понятие вводится в оборот, хотя в тот момент оно едва ли может быть в той же мере известным, как другой термин, предложенный Раушнингом — «революция нигилизма»11.
В данной форме понятие «Консервативная революция» подразумевает политический процесс, охвативший всю Европу, и всё ещё не завершившийся. Его начало, скорее всего, можно было бы выводить из Французской революции. Каждая революция вместе с собой порождает одновременное противодействие, стремящееся похоронить данную революцию. Вместе с тем Французская революция ведет к победе мира, подлинными противником которого является только лишь «Консервативная революция». Мы хотели бы описать его как мир, который не помещает в центр своего внимания непременного человека, а полагает, что в состоянии изменить суть самого человека. Отсюда берется курс на постепенный прогресс, учитываются все вещи, отношения и происшествия, они становится интеллектуально прозрачными, каждый предмет стремится к обособлению, постичь его можно только через него самого. Однако отнюдь не всех, кто выступает против Французской революции и ее последствий, можно отнести к лагерю «Консервативной революции». После революции 1789 года в её же собственном лагере возникают недруги, полагающие её достижения совершенно недостаточными (анархизм, марксизм). Другие выступают против [революции] только для того, чтобы сохранить свои позиции или же вернуть некогда занимаемое положение в обществе, которому угрожают якобинцы. Подобное отношение к проблеме отличается от подхода консервативных революционеров и может именоваться как «реставрация», «реакция», «старо-консерватизм» — всё зависит от добросовестности самих консервативных революционеров. Общее противостояние на протяжении всего XIX века заставляет консервативных революционеров занять общие позиции с реакцией, что в итоге стирает приметные отличия, а это становится для «Консервативной революции» роковым просчетом. Впрочем, как указывает это парадоксальное словосочетание, принадлежащие к ней [Консервативной революции] намерены атаковать основы эпохи прогресса, но вовсе не намереваются заниматься восстановлением какого-то конкретного политического режима.
«Консервативная революция» до сегодняшнего дня оставалась несмешанной с прочими направлениями только лишь в сугубой теории. В политической реальности она так и не дошла до воплощения в самостоятельных формах. Раушнинг в его книге «Консервативная революция» предельно четко рассматривает её способность к подобной фрагментации: «Из протестного движения, направленного против этих революционных последствий, запутанно и сложно развивается то, что мы вслед за Хофманншталем называем консервативной революцией. Это кардинальное изменение прежнего политического курса. Но этот протест еще не обрел подобающей персонификации. Его представители участвуют в попытках установления тоталитарных, цезаристских порядков, в примитивных реакционных проектах. Поэтому всё весьма запутано...».
Вместе с тем целенаправленное описание пути «Консервативной революции» испытывает потребность в своей идейной истории. Отображение в рамках уже существующей политической реальности сделало бы «Консервативную революцию» либо подспудным, либо периферийным явлением, находящимся на обочине случившихся событий. Поскольку её нельзя соотнести с очевидными, находящимися под пристальным вниманием публики событиями, то контуры «Консервативной революции» очерчены приблизительно, они расплывчатые. С её именем могут быть связаны самые разнообразные вещи.