Книга Золотое дело - Сергей Булыга

– Почему вдруг не пристало? – спросил Параска.

– Потому что князь Семён сказал… Потому что… Спи, вот что! Завтра скажу!

Параска затаилась. И Маркел молчал. Было темным-темно и тихо. Маркел водил головой по сторонам и думал, что надо было Агайку за его поганые слова поучить как следует, зря он ему их спустил. А теперь что? Теперь лежи, не спи и думай. Вот Маркел и думал. Долго думал! Параска давно уже заснула, а он всё ворочался. Потом не выдержал и растолкал Параску. Та перепугалась и спросила, что случилось.

– Ничего, – сказал Маркел. – Просто приснилась дрянь какая-то, а князь Семён говорил, что если снится дрянь, надо святой воды испить. А у нас она есть?

Параска, ничего не отвечая, поднялась, поискала в поставце, нашла, подала Маркелу чашку, он выпил. Параска легла, и было слышно, что она не спит. Маркел семь раз прочёл «Отче наш», полежал ещё, ещё прочёл…

И снова растолкал Параску. Та спросила:

– Что ещё?

– Ничего опять, – сказал Маркел. – Только у нас здесь под лежанкой, под третьей от стены доской, если её поднять, лежит кубышка. В ней деньжата. Это Нюське на приданое, и тебе ещё останется лет на пять.

Параска, Маркел слышал, громко задышала, а потом едва слышно спросила:

– Что случилось? Прямо отвечай!

– Да ничего не случилось, – ответил Маркел даже как будто с раздражением. – Просто сказал на всякий случай. Вдруг задержусь или вдруг что…

И замолчал, прислушался. Параска засопела, а потом заплакала. Маркел её обнял, она унялась. Или, может, просто затаилась. Но Маркелу всё равно стало спокойнее, он лёг на спину, начал подрёмывать.

Но тут Параска вдруг громко спросила:

– Что тебе сказал сибирец? Отвечай!

– Да ничего, – сказал Маркел. – Сказал, что робеть не надо, сказал, что эта Баба – деревянная, и никакой беды от неё быть не может, приходи, говорил, и бери, у неё там полно запасов, дурной народ их к ней уже, может, триста лет носит и наносил семь пещер, теперь только бери и нагребай на подводы. И…

Глава 8

Что ещё он ей тогда рассказывал, Маркел не помнил, потому что заснул. И крепко спал всю ночь. А вот спала ли Параска, он не знал. Он только, когда утром проснулся, увидел, что она не спит, а сидит рядом и смотрит на него. И под глазами у неё черно. Маркел встал, сказал, что время уже позднее, сейчас за ним приедут, вышел из-за загородки…

И у него опять в боку схватило! Будто кто снова воткнул нож по самую рукоять! Но Маркел стерпел и виду не подал, переоделся во всё новое, вчера Параской купленное, ходил туда-сюда по горнице бодрый, весёлый и указывал, куда что сложить и каким боком. Пришёл Котька, принёс подорожную. Маркел развернул её и начал про себя читать:

«По Государеву Царёву и Великого Князя указу по дороге от Москвы через Ярославль, Вологду, Тотьму, Устюг Великий, Яренск, Вымь, Берёзов и далее, куда будет указано… Ага, ага… Дано по ямам ямщикам, а где ямов нет… не издержав ни часу… всегда две подводы, да проводника, в оглобли, а где велит, ратных людей для бережения в нужном числе».

Вот как! Маркел широко заулыбался и подумал: сдержал слово князь Семён, дал стрельцов! Ну, не совсем дал, конечно, знаем мы этих воевод, но всё-таки…

– Стрельцов дают! Сколько хочу! – сказал Маркел Параске, потрясая подорожной. – Слышишь?!

Параска только тяжело вздохнула. Маркел глянул на Котьку, подмигнул ему, мол, что в нашем деле бабы понимают, и снова принялся читать, теперь уже про то, чтобы его кормили вдосталь, и каждый день ему всегда была куря да две части говядины, да две части свинины, да соли, да крупы, и сметаны, и масла, да два калача полуденежных, и ещё всего другого прочего столько, сколько его чрево примет. Ну да это всегда так бывало, а вот ратных людей Маркелу ещё ни разу в подорожную не вписывали. А теперь какая была радость! Хотя, с другой стороны, что это значит? Что, может, Агайка прав, Маркелу одному не сдюжить, и князь Семён тоже это чует и даёт стрельцов, да только разве от судьбы кто уходил? Да…

Тьфу! Маркел свернул подорожную в рульку. Параска велела садиться. Они сели. И с ними сел Котька. Маркел спросил, где Филька.

– Нечего ему здесь делать! – со злостью сказала Параска. – Это он тебя к Агайке свёл, а Агайка набрехал тебе чего ни попадя. А вот когда бы не Филька…

Маркел не сдержался и хлопнул ладонью по столу. Параска опомнилась и замолчала. Но Фильку так и не позвали, а дружно выпили по маленькой, закусили пирогом, после вышли из-за стола (а за окном уже кони затопали), Параска сняла с полки Николу и благословила им Маркела. А после Котька дал кошель, сказал, что князь Семён жалует его без счёта. Маркел, принимая кошель, поклонился, подмигнул Параске, улыбнулся Нюське. Котька, здоровый бык, поднял узлы – и они всем скопом вышли на крыльцо.

Во дворе было полно народу. Проводник с санями стоял при ступеньках. Кони были гладкие, холёные, проводник сердитый. Маркел, идя к саням, сунул ему пятиалтынный. Проводник немного подобрел. Маркел сел в сани, Котька насовал сбоку узлов, Параска кинулась обнять и заревела. Маркел громко сказал:

– Вернусь! Чего кричишь?! – Но где-то у него внутри всё ёкнуло, и он гневно вскричал: – Гони!

Проводник огрел коней. Кони взяли бойкой рысью. Снег полетел из-под копыт прямо в глаза. В боку опять стало резать. Маркел сидел, терпел. Но как только выехали из Никольских ворот, Маркел сразу полез в верхний узел, достал баклажку, выпил, после ещё выпил – и мало-помалу полегчало. Вот и славно, подумал Маркел, утирая губы и усы.

Глава 9

Так он и дальше ехал – чуть только начинало прихватывать, сразу брал баклажку и лечился. Также и со всем остальным никаких особых хлопот не было. Погоды стояли тихие, небо ясное, морозец слабый, снежок скользкий. Проводники попадались толковые, не вороватые и не ленивые, на ямских дворах кормили сытно и, как говорится, от пуза. И вот таким образом, по тридцать – сорок вёрст за день, а то и побольше, Маркел за неделю доехал, через Ростов и Ярославль, до Вологды. Ну а дальше стало холодать да холодать, так что до Великого Устюга Маркел добрался в самые морозы, а если точно, то пятнадцатого декабря, на день преподобного Трифона Кольского. Ух, они и ехали тогда! Особенно в последний день, когда за ними волки увязались. Ну да святой Трифон вынес – прямо на берег Сухоны, а там на перевоз, а дальше они уже своими силами, по льду, доскакали до проездной башни. А потом, как и везде до этого, Маркел в кремль к воеводе заезжать не стал, а остановился скромно, на ямском дворе, в церковь зашёл, поставил свечку, после сходил в баньку и попарился, плотно поел и лёг спать. Спал – ничего ему не снилось, потому что на душе было легко. А утром ему подали новых лошадей с новым же проводником, Маркел сел в сани, махнул рукой, и они выехали через так называемые Кабацкие ворота, миновали Пёсью слободу и поехали по Яренской дороге на Яренск.

Так начались уже совсем незнакомые Маркелу места, потому что в прошлый раз, когда он впервые ехал в Сибирь, то от Пёсьей слободы сворачивал на юг, на Ляльск и дальше на Чердынь, а теперь дорога шла почти прямо на север, на Коряжму, и только уже после на Яренск, и была она почти совсем нетоптаная, деревья по обочинам стояли высоченные, ну а глушь вокруг была такая, что даже волков не стало слышно. А тут ещё окрепли морозы, и то и дело вьюжило, темнело рано, рассветало поздно, на ямских дворах кормили худо, только чарки наливали щедро. Но Маркел пил в меру, не куражился, и так, мало-помалу, ещё за неделю, он добрался до Яренска. Было это уже в строгий пост, двадцать второго декабря, на великомученицу Анастасию Узорешительницу. Солнце висело низко, не было ни ветерка, ни облачка, мороз хватал просто лютый, а дорога всё тянулась и тянулась. Да и какая там была дорога?! Так, просто просека в лесу, и они по ней чуть ехали, нет, даже правильней сказать, тянулись, кони выбились из сил…