Книга Слезы Черной речки - Владимир Топилин

«Почему он так смотрит? Зачем улыбается и что это значит?» — который раз задавала она себе неразрешимые вопросы и, стараясь найти ответ, искала его во взгляде Андрея. Волнение нарастало, и девушка была счастлива. Этот вечер принес ей первые минуты сближения с Андреем.

И пусть это сближение происходит в присутствии подруг, все равно! Пусть будет так! Она желала просто смотреть на него, чувствовать его взгляд на себе. Ей хотелось сидеть вот так всю ночь, чтобы он сидел за костром напротив и чтобы эти минуты складывались в часы, часы в дни, а дни в вечность...

Неумолимое время сгустило сумерки. Накрапывающий дождь перерастал в затяжную противную мокрядь. А это значило, что близилась пора расставания, чего очень не хотелось Маше.

Почти все спали в большом староверческом зимовье. Постепенно стих веселый смех девчат, негромкие разговоры и тихие напевы про молодость и любовь. Не слышится звонкого колокольчика Наташки, которая весь день провела рядом с Андреем: слушала, выпытывала, рассуждала и рассказывала сама обо всем на свете. За день общения с понравившимся ей человеком она выдала и восприняла столько информации, что подобное едва бы выдержал и перенес любой из самых терпеливых людей. Но Андрей выдержал. К вечеру они уже были самыми лучшими друзьями, потому что он ей все разрешал и доверял.

Где-то на перевале за черемшаными полянами забухала, заквохтала вспугнутая капалуха. Тревожно затрещали вездесущие дрозды, и сразу же, поддерживая их волнение, захрипели, зафыркали пасущиеся неподалеку стреноженные лошади.

— Пойду коней посмотрю.

Неторопливо сняв с сучка ружье, он привычным движением подкинул его на плечо и, бесшумно ступая, растворился в темноте.

Маша всегда поражалась походке Андрея, но до этой минуты она не могла понять, в чем заключается эта особенность. Что могло быть интересного в том, как он ходил? И только присмотревшись внимательнее, поняла: Андрей ходил совершенно бесшумно, плавно переступая. Он не шел, а плыл по воздуху, как крадущийся за добычей охотник. Впрочем, он и был хорошим охотником.

Как только стихли его шаги, Татьяна поднялась с земли, закинула за спину косу и, поправив на груди кофточку, хитро улыбнулась Ане:

— Пойду и я прогуляюсь!

Сладко потянувшись, Аня зевнула и, обращаясь к притихшей Маше, спросила:

— Ну а мы что, спать пойдем?

— Я еще немного посижу... — едва выдавила Маша неузнаваемым тихим голосом.

— Сиди не сиди, а сейчас уже ничего не высидишь и не дождешься! Танюха своего не упустит...

— Ты это о чем?

— Как это о чем? Думаешь, никто не видит, какими глазенками ты смотришь на Андрея? — понижая голос, опасаясь подслушивания, проговорила Аня и добавила: — Жаль мне тебя, Маша, но Андрей — птица не твоего полета. Лучше отступись, забудь. Смотри, сколько ребят на прииске — выбирай любого, все хороши! А Андрей уже давно Танькой занят... Так ты идешь спать или нет?

Так и не дождавшись ответа, Аня еще раз зевнула и, коротко махнув, скрылась за скрипнувшей дверью избушки.

Маша молчала. Не замечая ничего вокруг, она смотрела на огонь. Горькое чувство охватило девушку. Непроизвольные слезы выступили на глазах. Подкатившийся к горлу судорожный спазм перехватил дыхание. В голове беспрестанно бил победный набат, будто колокол передавал всей округе: «Вот и все, вот и все...»

Она не помнит, сколько прошло времени, отступившая реальность стерла границы уходящего и приходящего. Но вдруг совершенно неожиданно на ее подрагивающие плечи легла теплая охотничья куртка. Резко обернувшись. Маша увидела позади себя Андрея. Он смотрел на нее сверху вниз и, как всегда, улыбался уголками губ. Тяжелая мозолистая рука нежно коснулась головы девушки и осторожно, ласково погладила мокрые от дождя волосы:

— Замерзла, милая?

От непривычного слова «милая» огнем пыхнуло лицо и высохли слезы. Она не слышала, не видела, как и когда он пришел и повесил под навес ружье.

— Медведица балует с медвежатами. Она здесь живет, но коней не тронет — сыта. Корму много — трава большая, да и пучка уже по пояс, — говорил он просто так, как будто оправдываясь и объясняя самомусебе, а не Маше. За разговором незаметно, автоматически подкинул в затухший костер два полена дров и присел рядом, плечом к плечу.

Она не отодвинулась. Тогда, даже если Маша и захотела это сделать, то не смогла бы. Руки и ноги мелко дрожали, но уже не от холода, как это было несколько минут назад. Они были впервые в жизни так близко друг от друга: Маша чувствовала щекой его дыхание. Ей не хватало ни сил, ни смелости что-то сказать или о чем-то спросить: все слова утонули где-то глубоко, в сердце, и не находили выхода. В голове молниями носились сумбурные мысли: «Почему он здесь? Почему молчит? Где Татьяна?» Как будто прочитав ее мысли, он негромко заговорил сам:

— Танька где-то по тайге бродит. Ничего, придет, никуда не денется...

Он расшевелил небольшой костер. Огонь вспыхнул, обдавая жаром, осветил лица. Чувствовалось, что Андрей ждал этого момента, повернувшись к Маше, он заговорил очень серьезно:

— Наконец-то мы с тобой первый раз в жизни вместе, вдвоем и наедине. Как я ждал этой минуты! Я давно хотел с тобой поговорить, думаю, что ты тоже... Машенька, я догадываюсь, о чем ты думаешь... Я вижу это по твоим глазам! Когда ты смотришь на меня, я чувствую, что ты что-то хочешь сказать... Но почему ты боишься меня и убегаешь, будто белка от аскыра? Ты мне очень нравишься...

Маша вздрогнула, искорки взгляда метнулись к его глазам и тут же испуганно бросились в сторону, а он, несколько осмелев, продолжал:

— Я вижу, Машенька, я знаю, что ты любишь меня!

Маша едва не задохнулась. Ей показалось, что у нее остановилось сердце. Костер перекинулся на лицо и уши.

Слова Андрея для Маши приятны и желанны. Она не могла противиться и тем более бороться с истинными чувствами своей трепещущей души. Маша молчала, опуская голову все ниже.

— Вот видишь, я не ошибался, — продолжал Андрей после некоторого молчания. — И хочу сказать тебе, что... тоже тебя очень люблю!

Крепкие руки Андрея прижали ее к своей груди.

А потом был их первый, нежный, горячий поцелуй.

Андрей осторожно гладил рукой ее волосы, что-то шептал и не переставал касаться губами ее губ, щек, прикрытых глаз и горевшей огнем шеи.

Маша забыла обо всем на свете и желала только одного: чтобы эти минуты длились как можно дольше. Она уже не стыдилась небывалых прикосновений и, преодолев границу стыда, просто забыла об этом. Ее руки потянулись к Андрею, обняли его за шею.

Но эти прекрасные минуты были прерваны призывным криком Татьяны, плутавшей в темноте ночи в сотне метров от костра.

Маша дикой кошкой отпрянула от Андрея и, испуганно посмотрев ему в глаза, спросила:

— А как же Таня? Она же тебя любит!