Книга ГМИИ им. А. С. Пушкина - Юлия Корсакова

Бернардо Строцци (Прете Джесовезе или Капуччино) (1581–1644) Аллегория бренности (Старая кокетка). После 1630. Холст, масло. 135x109

В картине Бернардо Строцци «Старая кокетка» выражена одна из наиболее распространенных в искусстве барокко аллегорий «vanitas» («суета сует»), а вместе с ней возникает тема беспощадности времени и смерти.

Старуха в роскошном белом атласном платье с глубоким вырезом, сидящая перед зеркалом, изображена с жестокой правдивостью. Время не пощадило ее былой красоты: дряблая кожа, узловатые пальцы рук. Две служанки насмешливо помогают завершить ритуал одевания перед балом. Однако отражение в зеркале заставляет усомниться в простоте сюжета. В зазеркалье возникает образ, исполненный мудрости и значительности. Облик героини обретает странную притягательность и загадочность, как будто внутренняя красота человека побеждает неумолимое время. Сложности личности главной героини противопоставлены безликость и духовная пустота юных служанок. В этом роковом сопоставлении старость с ее трагизмом и мужественным осознанием близящегося конца воспринимается художником по-человечески более значительной. Контраст старости и молодости в их роковой взаимосвязи не исчерпывает аллегории. В картине она усложняется: роза — традиционный в барокко символ страстной любви, флердоранж — цветы невесты, бархотцы — кладбищенские цветы. Жемчуг имеет двоякое толкование, по античной традиции он является камнем Афродиты — богини любви и красоты, в христианстве олицетворял духовное прозрение.

Обращаясь к аллегории, Строцци воспевает красоту страдания и приоткрывает завесу над мироощущением человека эпохи барокко с его трагизмом и мрачно-ироническим контрастом иллюзий и беспощадной реальности жизни.

Каналетто (Джованни Антонио Каналь) (1697–1768) Возвращение Бучинторо к молу у Дворца дожей 1727–1729. Холст, масло.182x259

«Возвращение Бучинторо к молу у Дворца дожей» можно считать одним из самых ярких примеров виртуозного воплощения праздничного города в искусстве. Набережная Скьявони с Пьяццеттой и Дворцом дожей представлена в День Вознесения — главного праздника Венецианской республики. У причала напротив Дворца дожей покачивается на волнах сверкающая золотом галера Бучинторо — корабль дожа, вернувшийся с острова Лидо, где по традиции проходила церемония бросания в воду золотого кольца, ежегодного подтверждения союза Венеции с морем. Обряд обручения был древним символом морской мощи Венеции. Эта торжественная церемония обставлялась с особой пышностью.

Галеру дожа сопровождают многочисленные гондолы, разнонаправленные движения шестов гондольеров придают композиции некую хаотичность и дополнительную динамику и одновременно усиливают ощущение веселья и светской суеты — непременного атрибута праздничного дня.

Художник тщательно выписывает архитектурные сооружения — Дворец дожей с его готической аркадой, виднеющийся за ним в глубине собор Святого Марка, два столпа с венчающими их скульптурами: покровителя города святого Марка-евангелиста и его же сакрального образа — крылатого льва с Книгой. Вся картина словно залита солнцем, и, как восклицательный знак, слева в глубине возвышается кампанилла (колокольня).

Вода в лагуне, с которой открывается вид, кажется спокойной и прозрачной. Морская гладь в произведениях Каналетто играет несколько ролей: это еще одна городская площадь и некое зеркало, в котором отражается Венеция, благодаря чему возникает иное, словно зазеркальное пространство, надевшее прозрачную маску и скрывающее за ней свои тайны.

Никола Пуссен (1594–1665) Великодушие Сципиона 1640. Холст, масло. 114,5x163,5

Картина посвящена одному из важнейших вопросов в эстетике классицизма — противостоянию личного чувства и долга. Как свидетельствуют римские историки, после победы над Карфагеном Сципиона Африканского среди захваченных пленных оказалась прекрасная Лукреция. Покоренный ее красотой, победитель тем не менее отказался от своих прав и возвратил Лукрецию ее жениху Алуцею.

Пуссен представляет Сципиона как справедливого и мудрого правителя, поступками которого движет сознание долга, его воля торжествует над страстями. Он напрямую иллюстрирует высказывание древних: «Гораздо проще разрушить город, чем победить самого себя». Покорив Карфаген, Сципион после этого одерживает еще более значимую победу — над своими желаниями. Пуссен максимально ясно раскрывает смысл происходящего, не отвлекая внимание лишними подробностями. Каждый из главных действующих лиц картины — носитель одной идеи, одного чувства, одной добродетели. Второстепенные персонажи, подобно античному хору, комментируют, разъясняют событие. Композиция призвана выявить логику, разумность происходящего. Пространство подобно авансцене, персонажи выстроены вдоль передней плоскости картины, их головы по закону изокефалии, как в античном барельефе, находятся на одном уровне. Строгий живописный язык мастера отличают четкая ясность рисунка, лаконизм и обобщенность форм, гладкое сплавленное письмо, ровное рассеянное освещение. Выбор локальных цветов символизирует суть каждого из персонажей: красный — цвет главного героя, протагониста, синий — цвет непорочности Лукреции, зеленый — оправданных надежд Алуцея. Все эти приемы придают сцене величественность и торжественность, а поступку героя — особую значительность.

Антонио де Переда-и-Сальгадо (1608–1678) Натюрморт с часами 1652. Холст, масло. 78x91

Картина Антонио Переды представляет замечательный образец испанского натюрморта, посвященного теме «vanitas». Здесь явственно чувствуется неумолимое течение времени — центром композиционного построения являются бронзовые часы, поддерживаемые согбенной фигуркой фавна, на конечность земного бытия намекают и грецкие орехи. Предметы — керамические красновато-коричневые кувшины, изящная фарфоровая ваза, сосуды из цветного и прозрачного стекла, оправленные в серебро, множество морских раковин разнообразных форм и расцветок — демонстративно выставлены художником на первый план. Мастер тонко передает различие поверхностей: перламутровые переливы раковин, золотой и серебристый отблеск металла, драгоценную хрупкость хрусталя, тепло и гладкость терракоты, бархатные складки драпировки. На фоне темно-красного занавеса каждая вещь будто застыла в тот момент, когда ее увидел создатель, каждый предмет существует отдельно, словно подчеркивая свою индивидуальность и неповторимость. Некоторые предметы выдержаны в единой цветовой гамме, однако между ними не существует никакой связи, они не вступают в диалог между собой, но и не противостоят друг другу: каждый из них — «вещь в себе».

Жан-Батист Симеон Шарден (1699–1779) Натюрморт с атрибутами искусств. Около 1724–1728. Холст, масло. 53x110