Книга Брут. Убийца-идеалист - Анна Берне

Но почему император популяров Марк Юний Брут проявил в защите этой чести такую вялость? Он уверял, что в его войсках начались брожения. К тому же возникла опасность нехватки продовольствия. Возможно, так оно и было. Лепид и его соратники не ожидали, что сенат проявит такую прыть и примет закон, объявивший их врагами народа. Вполне вероятно, что Мутина не выдержала бы длительной осады, тогда как добровольная сдача позволяла надеяться на милосердие победителя.

Милосердие... Увы, Рим уже давно забыл, что оно существует на свете, и сокрушаться о нем меньше других пристало популярам, которые потопили город в крови своих сограждан. Поистине Брут оказался достоин своего обидного прозвища, если поверил в милосердие Помпея!

Помпей колебался. Хорошо зная римскую историю, он помнил, как опасно доверяться тем, кто вроде Луция Юния Брута прикидывается дурачком. Брутам вообще опасно доверять...

Обсуждая с Марком Юнием условия сдачи Мутины, он не мог избавиться от тягостного впечатления, которое производил на него этот человек. Он слушал его рассказ о недовольстве в войске, трудностях с продовольствием и поражался про себя, как такой слабохарактерный тип согласился командовать осажденным гарнизоном. Неужели он все выдумал, а на самом деле им движет обыкновенная трусость? Или он говорит не от себя, а исполняет чьи-то приказания?

Так, может, это вообще ловушка?

От взора Помпея не укрылись ни тронувшая губы Брута чуть заметная улыбка, ни довольный огонек, вспыхнувший в его глазах, когда он узнал, что его войску будет завтра же открыт свободный путь в Регий.

Как мог Помпей дать обещание, подвергавшее его огромному риску? Очень просто — он не собирался его выполнять. Наверное, Марк Юний Брут и в самом деле не отличался большим умом, если поверил врагу. Впрочем, его ум или глупость уже не имели значения: он был не из тех людей, кто в минуту опасности бросает своих. В ту минуту решилась его судьба, и уже ничто не могло спасти его от неминуемой гибели.

На красивое лицо Помпея, в котором удивительным образом сочетались и твердость и мягкость, набежала мрачная тень. Ясно сознавая необходимость устранения врагов, убивать он не любил. Разве посмел бы хоть кто-нибудь сравнить его с Марием, этим выскочкой, способным опуститься до надругательства над телом поверженного противника? Гней Помпей всегда старался дать сопернику шанс. Ему нравилось, когда его называли великодушным.

Но Марк Юний Брут... Нет, этот человек играл слишком важную роль, чтобы дарить ему свое милосердие. Разумеется, враждебно настроенные сенаторы в который раз обвинят Помпея в лицемерии. Но разве он виноват, что простое здравомыслие требует избавиться от непримиримого врага? И что за важность, если он лично пообещал ему спасение... В конце концов, марианцы вели себя ничуть не лучше...

Выполнение неприятной миссии согласился взять на себя ближайший помощник Помпея, бесконечно преданный ему Геминий. Он понял, что от него требовалось. Марк Юний Брут ни в коем случае не должен попасть в Регий.

Марку Юнию Бруту не исполнилось еще и семи лет, когда погиб его отец, убитый на Эмилиевой дороге, между Мутиной и Регием, неподалеку от деревушки, стоящей на берегу Пада (ныне река По).

Марк Юний Брут совсем не помнил отца. Память сохранила только смутный силуэт сенатора в тоге, вернувшегося с собрания, да нечеткий профиль воина в боевом шлеме, уходящего на войну, с которой он уже не вернулся.

Но хотя Марк Юний Брут и не помнил отца, Помпея он ненавидел всеми силами, всей душой.

Старшие родственники, заронившие в его сердце эту ненависть, постарались, чтобы она пустила глубокие корни. Ни Сервилия, его мать, ни дядя по матери Марк Порций Катон, ни отчим Децим Юний Силан не собирались щадить его детскую впечатлительность и не скупились на детали, описывая кровавое преступление.

Марк как будто наяву видел Эмилиеву дорогу, по которой с радостной вестью скачет к своим отец, слепо поверивший обещаниям Гнея Помпея. Вот скромную группу всадников нагоняет заместитель Помпея Геминий, якобы доставивший важное сообщение от своего императора. Вот блеснул в руке убийцы меч, вот засверкали клинки спутников отца — гнусных предателей, наверняка подкупленных врагом. И отец, последним отчаянным жестом пытаясь закрыть лицо, истекая кровью, падает на землю...

Марк живо представлял себе эту страшную картину, только отцовского лица он не помнил. Отца ему страшно не хватало. Трудно вырасти настоящим мужчиной, если нет рядом родного человека, на которого хочется во всем походить. Помпей оклеветал даже память о нем, сообщив сенату, что Марк Юний Брут предал своих сторонников, трусливо капитулировал и умер как трус. Именно за это и ненавидел юный Брут Помпея.

Второй муж его матери Децим Юний Силан был хорошим человеком, порядочным и без грубых недостатков. Но и без особых достоинств. Он всегда относился к Марку как к родному сыну, не делая никакой разницы между ним и своими тремя дочерьми — Юнией Старшей, Юнией Секундой и малышкой Юнией Терцией, которую в семье ласково звали Тертуллой[9].

Но Марк все равно не чувствовал себя сыном Силана — и не потому, что отчиму не хватало душевного тепла, а потому, что тому не хватало твердости и внутренней убежденности в своем праве заменить авторитет погибшего своим личным авторитетом.

Возможно, винить за это следовало Сервилию, мать Марка.

Сервилия была женщиной замечательной во всех отношениях. Умела быть и опасной, о чем мужчины догадывались слишком поздно. Ей едва исполнилось 15 лет, когда у нее родился сын Марк. Теперь ей уже перевалило за 30, но она ничуть не утратила своей удивительной красоты, пожалуй, даже стала еще привлекательнее. На самом деле не в красоте заключалось ее главное достоинство. В ней было нечто большее.

Редкое очарование Сервилии крылось не только в тонких чертах ее лица, изумительных, темных и глубоких, глазах, которые унаследовал от матери и Марк. И даже не безупречным совершенством линий своего тела покоряла она всех вокруг. Эта страстная женщина обладала поразительно холодной головой, острым и трезвым умом. Волевая, решительная, честолюбивая, расчетливая, она любила деньги и роскошь, самые дорогие и самые редкие украшения. Но не меньше любила она и политические интриги, власть и успех. Но как раз в этом оба ее мужа разочаровали ее самым жестоким образом. Брут никогда не умел ловить рыбку в мутной воде, совершал ошибку за ошибкой и вечно носился со своей верностью, в которую он единственный еще и верил. Не удивительно, что он кончил позором. Но и с Силаном Сервилии повезло не больше. Оставшись вдовой в 22 года, с маленьким сыном на руках, она, вынужденная думать не только о его будущем, но и о будущем своего младшего брата Квинта Сервилия Цепиона, своего сводного брата Марка Порция Катона, вышла замуж за Децима Юния Силана, надеясь обрести в его лице защитника, необходимого всякой женщине, живущей в мире, раздираемом гражданскими и внешними войнами, да и восстаниями рабов. Силан действительно дал ей покой, какого она прежде не знала. Да, он подарил ей спокойную жизнь и трех красавиц-дочерей.

Но очень скоро Сервилии открылась вся ограниченность этого славного человека. Если Децим Юний и поднимался понемногу по ступеням карьерной лестницы, на вершине которой маячил консулат, то заслуга эта целиком принадлежала его энергичной жене. Это она не давала ему успокаиваться на достигнутом, все время подталкивая его вперед. Ее мечты не шли ни в какое сравнение с мечтами слабовольного мужа. И осуществление своих заветных желаний она связывала с сыном. Марк обожал свою мать. Разумеется, и Сервилия любила сына, но она любила его любовью римской матроны, а это значит, никогда и ничего ему не прощала.