Книга Книга Вина - Роман Светлов

Страсть к крепкому сладкому напитку, вкупе со стремлением минимизировать площади для его хранения, привела к тому, что греки научились «выпаривать» уже готовое вино на медленном огне. Мы не знаем, когда конкретно они начали так делать, но во времена Аристотеля и Александра Македонского в некоторых областях Греции из вина получали настоящий сироп. Конечно, при медленном кипячении часть алкоголя выветривалась. Однако испарялся значительно больший объем воды, а сахар оставался. В итоге вино становилось крепче (достигая градуса современного портвейна) и слаще. Нам прекрасно известно, что сахар только помогает спирту в его действии – поэтому античные вина были весьма «решительны» по отношению к человеку, их потреблявшему. Их воздействие напоминало эффект от так называемых «вареных» (или «кипяченых») вин, распространенных и в наше время в Италии, Греции и на Кавказе. При иллюзии полной ясности головы ноги предательски отказывались слушаться хозяина. Потому, наверное, заплетающаяся походка человека, возвращающегося домой с пиршества, была одним из любимых предметов изображения в греческой комедии и в изображениях на вазах.

Греческие вина щедро ароматизировались и перед потреблением. В ход шел изюм, миндаль, жареный орех, семена укропа, клещевины, мед, молоко. Все это позволяло скрыть недостатки выделки вина – уровень селекции в греческом и римском мире не стоит преувеличивать, – а также следы брожения. Гомер выразительно описывает дух, который исходил от такого напитка:

Если, когда тем пурпурно-медвяным вином насладитьсяВ ком пробуждалось желанье, то в чашу его нацедивши,В двадцать раз более воды подбавляли, и запах из чашиБыл несказанный: не мог тут никто от питья воздержаться.

* * *

Пить такое густое, перенасыщенное сладостью и пряностями вино мог действительно только «скиф» – необузданный человек. «Скифский» способ употребления вина однозначно трактуется греко-римскими писателями как варварский, вредный для разума и приводящий к быстрому опьянению. Еще понятный в холодном скифском мире, где вино оказывало согревающее действие, в Элладе он казался неестественным.

И, как это часто бывает, именно неразбавленное вино становилось предметом восхищения у многих античных поэтов. Величайший римский лирик Гай Валерий Катулл (около 87–54 гг. до н. э.) восклицает, обращаясь к слуге:

Ну-ка, мальчик-слуга, налей полнееЧаши горького старого фалерна,Так велела Постумия – она жеПьяных ягод пьянее виноградных.Ты ж, погибель вина – вода, отсюдаПрочь ступай! Уходи к суровым, трезвымЛюдям: чистым да будет сын Фионы!

От пьющих неразбавленное всегда разило перегаром – что отлично подметил Марциал:

Несет вовсю от Миртилы вином вечно,Но листья, нам в обман, жует она лавра,К вину не воду подбавляя, а зелень.И всякий раз, как покрасневшей и вспухшейЕе ты повстречаешь где-нибудь, Павел,Сказать ты можешь: «Напилась она лавра!»

Однако потребление неразбавленного вина все равно было примером «девиантного» поведения. Во времена поздней республики и ранней империи в Риме это стало своеобразным вызовом традиции, отказом от насаждаемой, часто лицемерной, культуры воздержанности в пользу искусственно принимаемой позы варварства. В Древней Греции же неразбавленное вино обществом воспринималось как неукротимая сила, которую нужно было смирить. Франсуа Лиссараг в своем великолепном исследовании образа вина и винопития в античной вазописи точно подметил, что для древнего эллина «чистое вино и вино разбавленное всегда являются культурными индикаторами…»[12]. В результате составлялись правила, по которым строились пропорции смешения 1:3, 1:5, 1:7[13]. При дальнейшем разбавлении вино могло превращаться в типичное средство обеззараживания воды, напоминая о себе уже не вкусом, а ароматом добавок.

Для произведения правильного смешения нужны были и еще особые сосуды – кратеры («смесители»), в которых осуществлялась сама процедура. Они всегда стояли посередине пиршественного зала и украшались особыми лентами, венками, цветами. Их внутреннее устройство могло быть весьма непростым: некоторые кратеры имели двойное дно; внешнее пространство наполняла горячая или холодная вода, согревавшая (зимой) либо охлаждавшая (летом) смесь. И лишь во внутренней части находился напиток Диониса. Мы знаем, что инженерная мысль древних создала в эпоху эллинизма нечто вроде тульского самовара, который позволял вскипятить до десяти литров смеси за несколько минут.

То, что кратер служил важнейшей составляющей не только пира, но и образного мышления древних эллинов, подтверждается философом Платоном. В его диалоге «Тимей» бог-демиург именно в неком мистическом кратере смешивает «природы тождественного и иного» ради создания душ божественных и человеческих. Пропорции, при помощи которых он составляет эту смесь, до сих пор вызывают споры среди философов и математиков; было бы соблазнительно предположить, что они имеют хоть какое-то отношение к правилам смешения вина и воды.

Смешанное, то есть усмиренное, подвластное не только божественной, но и человеческой природе, вино входит в повседневную жизнь древних греков и римлян. Без него не обходился даже завтрак – греки, проснувшись, подкрепляли себя кусочками лепешек, размоченных в вине. Оно также становилось предметом диетической мудрости, широко представленной в «Гиппократовом корпусе» – сборнике медицинских текстов, приписанных знаменитому Гиппократу Косскому, врачу и теоретику медицины, жившему в V–IV вв. до н. э.

Вот как начинается трактат Гиппократа «О здоровом образе жизни»: «Люди должны вести такой образ жизни: зимою они должны как можно больше есть, а пить как можно меньше; питьем пусть будет вино, возможно менее разбавленное, а пищею хлеб и все жареные блюда; но зелени в это время года должно употреблять как можно менее. От такого образа жизни тело будет наиболее теплым и сухим. Но когда настанет весна, больше следует вводить в себя напитков, именно вина, разведенного большим количеством воды, и пить глотками, а кушанья должно употреблять более мягкие и поменьше; хлеб совсем устранить, а употреблять пресные лепешки; также следует устранить мясо, а все жареное заменить вареным…»

В смеси вина и воды последняя бывает и источником опасности – когда она слишком жесткая или застоявшаяся, а потому болезнетворная. Впрочем, у Гиппократа и на этот счет имеется совет. В сочинении «О воздухах, водах и местностях» он пишет: «Самые лучшие воды – те, которые вытекают из мест возвышенных и земляных холмов, ибо они и сами по себе сладки и светлы, и могут выносить умеренное вино. Зимою они теплые, а летом – холодные; такие воды происходят из глубочайших источников. Больше всего я одобряю те источники, которые текут к восходам солнца, особенно же летним, ибо они по необходимости бывают светлы, хорошего запаха и легкие».

Наконец, вино является лекарством. Гиппократовы рецепты, заложившие основы европейской винотерапии, показывают, что эллины готовы были использовать кровь Диониса не только как средство для лечения начинающейся простуды или источник питания при упадке сил. В четырнадцатой главе трактата «О диете при острых болезнях» мы читаем: «Вино сладкое и крепкое, белое и черное… должно различать в острых болезнях на основании следующих признаков. Сладкое вино меньше, чем крепкое, отягощает голову и меньше ее поражает и сильнее, чем другое, послабляет, но зато оно увеличивает печень и селезенку. Поэтому оно и не полезно тем, которые содержат горькую желчь, ибо у них оно сверх того производит жажду. Кроме того, оно в верхней кишке возбуждает ветер, не будучи вредным нижней кишке в отношении ветра; однако ветер от сладкого вина нелегко выходит, но задерживается в области подреберья. И это вино меньше вообще гонит мочу, чем крепкое белое; однако мокроту оно выводит сильнее другого, потому, что сладко; и у тех, у кого оно, выпитое, производит жажду, меньше выходит, чем другое вино, а у кого оно совсем не возбуждает жажды, у тех – больше. Что касается вина белого, крепкого, то оно в самом главном уже похвалено и осуждено в рассказе о вине сладком. Проникая легче другого к мочевому пузырю, будучи мочегонным и слабительным, оно всегда очень полезно в этих болезнях, ибо, если для всего иного оно менее пригодно, чем другое, однако очищение, которое делается им через мочевой пузырь, облегчает, если выгоняется то, что должно. Хороши эти познания о пользе и вреде вина, которые старейшим моим предшественникам не были известны! Вином же бледнокрасным и черным, вяжущим, ты мог бы пользоваться в этих болезнях при следующих условиях: если нет ни тяжести головы, ни поражения ума, если нет препятствий для мокроты нестись вверх, если также не задерживается моча, но испражнения желудка будут слишком влажны и с кусочками: в этих случаях весьма полезно делать перемену белого вина и во всех подобных им. Но сверх того нужно знать и то, что, если вино будет более разведено водой, оно менее повредит всем верхним частям и тем, что около мочевого пузыря; а более чистое вино будет полезно частям около внутренностей».