Книга Личная жизнь Петра Великого - Елена Майорова

Младенец родился крепеньким, здоровым, с материнскими черными «татарскими» глазами и очень похожий на дядьев Нарышкиных.

На радостях царь устроил пышный пир. На накрытых столах красовались сахарный кремль, лебедь, гусь и орел, большие фляги были наполнены хмельным медом, рекой лились редкие заморские вина. Великий государь из своих рук жаловал всех гостей водкой, ее закусывали коврижками, яблоками, имбирем, цукатами и другими лакомствами.

Относительно того, был ли ребенок действительно сыном царя, существуют разные мнения.

В народе ходили упорные слухи, что Петр — не «природный» сын Алексея Михайловича.

Многие замечали, что считать Петра «не настоящим» Романовым были серьезные основания. Тот совсем не напоминал своих царственных предков и разительно отличался от низеньких и полных Романовых высоким ростом, смуглым лицом, живыми черными глазами, большой физической силой и взрывными реакциями. А дети Алексея Михайловича от Милославской росли типичными Романовыми — маленькими, упитанными, психологически стабильными. Но высокий рост, холерический темперамент и чрезмерную импульсивность могла передать сыну Наталья Кирилловна. Многие историки описывают ее как рослую и статную красавицу, с густыми темными волосами и прекрасными черными глазами. На портрете неизвестного художника, который принято считать изображением Натальи, мы видим женщину несколько восточной внешности — черноглазую, с крупным носом.

Что необычного в том, что сын похож на мать?

А. Труайя намекает, что отцом Петра мог быть патриарх Никон. Этот высокий черноглазый властный человек якобы увивался за красивой молодой царицей. Но смелое предположение писателя опровергает простая хронология. Поборник новых обрядов разошелся с царем и был отослан в дальний монастырь еще в 1666 году. Так что он вряд ли мог быть отцом царевича, родившегося шесть лет спустя[5].

К появлению на свет Петра считали причастным и субтильного энергичного постельничего Тихона Стрешнева, и конюха Мишку Доброго, и (особенно!) двоюродного брата Натальи Кирилловны Петра Нарышкина, а также многих других «молодцов».

Известно, что Петра чрезвычайно волновал вопрос о его происхождении. Войдя в возраст, он стремился узнать, кто мог быть его настоящим отцом, и при этом использовал простые и действенные методы. Но даже вздернутый на дыбу для добывания правды о любовниках Натальи Кирилловны Тихон Стрешнев прокричал лишь, что «много их было». Полагали, что перед смертью сын заставил тяжелобольную женщину открыть ему свою тайну — если она существовала на самом деле.

Не опускаясь до обсуждения возможных вариантов адюльтера, можно упомянуть еще одну версию, выдвигаемую в последнее время.

Начиная с самого детства рядом с Петром находился человек незаурядный — князь Федор Юрьевич Ромодановский.

Ромодановские происходили из старинного рода князей Стародубских. Их предок князь Федор, представитель тринадцатого колена от Рюрика, прозванный Благоверным, был убит в Орде в 1330 году. Фамилия относилась к Рюриковичам — «второй руки», но считалась гораздо знатнее Романовых. Отец Федора Юрьевича, князь Юрий, пользовался особой благосклонностью и доверенностью Алексея Михайловича; считался его любимцем, «премьер-министром», возглавлял Пушкарский приказ, был воеводой в Казани. Он сыграл большую роль в разрыве монарха с патриархом Никоном и был послан в Успенский собор объявить патриарху гнев царя за то, что тот «писался великим государем».

Фамилия Ромодановских на протяжении нескольких столетий давала России бояр, полководцев, крупных администраторов.

Федор Юрьевич вырос во дворце и в молодости был очень хорош собой. Согласно разрядным книгам, он числился «комнатным стольником» Алексея Михайловича, и практически являлся членом царской семьи. Он был способным полководцем и разбил под Чигирином турецкую армию Каплан-паши.

Петр называл Ромодановского «князем-кесарем», «величеством», а себя по отношению к нему именовал «холопом и последним рабом». Князь-кесарь правил Россией во время Кожуховского похода, Великого посольства Петра за границей, затянувшегося на полтора года, управлял Москвой, Преображенским приказом и при нем Тайной канцелярией — царской службой безопасности с правом производить в чины и другими очень широкими полномочиями. Дочь Ромодановского Феодосия имела право носить титул «великой цесаревны».

Петр почти до конца его жизни сохранил за Ромодановским всю внешнюю, представительскую сторону царской власти, продолжая величать его письменно и в личном обращении царским титулом и строго требуя того же от остальных. Многих удивляло, что, представитель не слишком знатной фамилии, Петр так рисковал, доверяя Федору Юрьевичу — Рюриковичу — и власть, и трон.

Безусловно, в основе такой длительной и непреходящей привязанности Петра к Ромодановскому скрывалась какая-то тайна.

Сохранилось несколько изображений князя-кесаря. Одно — в старорусском кафтане поверх легкого шелкового платья, с длинными, заложенными за уши волосами и такими же длинными, по польской моде, усами. Другое — в горностаевой мантии и латах, как того требовала в отношении царственных особ западноевропейская традиция. Действительно, на портретах Федора Юрьевича и Петра просматривается несомненное сходство.

Ромодановский — настоящий отец Петра?

Однако как совместить это со стремлением сделать предполагаемого отца шутом на девятом десятке?

Но даже если, как полагает Иван Крылов[6], Петр и был сыном Ромодановского, это никак не умаляет его достоинства как государя.

И еще один факт в пользу законности происхождения Петра. Когда время охладило страсти и поменяло политические приоритеты, в 1698 году его старшая сводная сестра царевна Марфа, измученная цингой и бедностью, заточенная братом в монастыре Александровской слободы, писала: «Хоть и есть я неведомо где, да я того же отца дочь, такая же Алексеевна». Опальной царевне нечего было терять, не на что надеяться; она, чтобы уязвить своего притеснителя, могла бы высказать сомнения в «подлинности» сына Нарышкиной, но нет, она косвенно опровергает слухи о внебрачном происхождении сводного брата.

Итак, следуя правилу практичных французов: «Муж матери — отец ребенка», считаем Петра сыном дома Романовых.

Алексею Михайловичу оставалось позаботиться, чтобы нищая царицына родня не позорила своей скудностью царский обиход. Кирилл Полуэктович Нарышкин получил один за другим чины думного дворянина и боярина, а вместе с ними и щедрой рукой наделенные вотчины. Ждали его и большие богатства, и высшие государственные должности.

Краеведы любят рассказывать о частых визитах царя с молодой женой к тестю, о том, как сразу же начали привозить счастливые родители к дедушке и бабушке Анне Леонтьевне новорожденного Петра в село Семчино. Эта идиллия давно уже приобрела статус истины. Но вот незадача — согласно документам, при жизни Алексея Михайловича отец царицы Натальи Семчиным не владел и купил его уже после смерти зятя, опасаясь, что все дареные вотчины новые правители у него отберут.