Книга Малюта Скуратов - Дмитрий Володихин

На уровне гипотезы к младшей родне Малюты можно отнести и дворян Благово, среди которых были опричники.

Помимо этого у Малюты были и другие родственники. В документах второй половины XVI столетия то и дело появляются Бельские, притом в явной связи с родом Малюты. Иногда можно точно сказать: вот люди, близкие по крови Малюте — например, потомство Невежи Яковлевича Скуратова-Бельского (ветвь Невежиных) и Петра-Вериги Скуратова-Бельского (ветвь Веригиных). Но порой нет ни малейшего шанса проследить генеалогическую связь. Кем приходились Малюте Богдан Сидорович Бельский, Юрий Булгаков-Бельский, Иван Данилович Бельский и т. п.? Бог весть.

Если не считать Малюты, лишь двое из его многолюдного и разветвленного рода поднялись до высоких чинов и на долгий срок задержались в верхнем этаже власти. Это Богдан-Андрей Бельский — фаворит Ивана Грозного на протяжении многих лет, а также его брат Невежа, дослужившийся до чина «московского дворянина».

Таких же, как Мал юта и его братья, дворовых «детей боярских» при дворе Ивана IV числилось несколько тысяч. Им давали низшие административные должности на местах или же призывали в столицу для службы «на великого государя» — например, выводили на поле боя в составе «государева полка» как рядовых бойцов или младших командиров.

Ниже дворовых «детей боярских» были только городовые «дети боярские». Их не привлекали к службе в столице, и, соответственно, они не имели возможности «зацепиться» за нужных людей, устроить выгодный брак, подняться на более высокую ступень служебной лестницы. Дворовые по сравнению с ними занимали более высокое положение.

В начале 1550-х годов Малюта не был стар или болен и не занимал какого-либо поста в администрации Бельского уезда. В противном случае, это обязательно отметили бы в «Дворовой тетради».

Ничего не известно о детстве и юности Малюты. Какие отношения были у него в семье, как его воспитывали — всё это погребено во тьме времен вместе с судьбами многих тысяч русских дворян старомосковской эпохи.

В общих чертах известно, чему учили подрастающих служильцев великого государя. Три первейших дела, кои относились к «дворянской науке», — молиться, драться и ездить верхом.

Все «служилые люди по отечеству» — от высокородных Шуйских, Мстиславских, Голицыных до «городовых детей боярских», то есть самой голи, — служили московскому государю с отроческих лет до самой смерти. Их могли отставить от службы лишь в том случае, если они приобрели на ней увечье, тяжелую болезнь или дожили до возраста дряхлости. Впрочем, и тогда им еще могли не просто дать отдых, а заменить тяжелую ратную службу на более легкую — административную…

Любой из них участвовал в воинских походах. Военная служба являлась основной. Она поглощала силы и умения абсолютного большинства наших дворян XVI века. В ту пору выходец из «благородного сословия» мог сражаться лишь в конном строю. Пехотой Московское государство располагало в очень незначительном количестве, и дворян в пешцы не ставили. Разве только при штурме крепостей. Большую часть времени, отведенного на любые воинские предприятия, «служилые люди по отечеству» проводили в седле. Поэтому с раннего детства их учили азам конской езды, постепенно доводя эти навыки до автоматизма.

Императорский посол Сигизмунд Герберштейн, посетивший Россию при Василии III, писал о ловкости русских кавалеристов с восхищением: «Лошади у них маленькие, холощенные, не подкованы; узда самая легкая… седла маленькие и приспособлены с таким расчетом, что всадники могут безо всякого труда поворачиваться во все стороны и стрелять из лука. Сидя на лошади, они так подтягивают ноги, что совсем не способны выдержать достаточно сильного удара [копья или стрелы]. К шпорам прибегают весьма немногие, а большинство пользуется плеткой, которая всегда висит на мизинце правой руки, так что в любой момент, когда нужно, они могут схватить ее и пустить в ход, а если дело опять дойдет до оружия… то они оставляют плетку и она свободно свисает с руки… Обыкновенное их оружие — лук, стрелы, топор, копье и палка, которая по-русски называется кистень… Саблю употребляют те, кто [познатнее и] побогаче. Продолговатые кривые кинжалы, висящие, как ножи, вместе с другими кинжалами на правом боку, спрятаны в ножнах до такой степени глубоко, что с трудом можно добраться до верхней части рукояти и схватить ее в случае надобности… Далее, повод узды у них в употреблении длинный, с дырочкой на конце; они привязывают его к [одному из] пальцев левой руки, чтобы можно было схватить лук и, натянув его, выстрелить [не выпуская повода]. Хотя они держат в руках узду, лук, саблю, стрелу и плеть одновременно, однако ловко и без всякого затруднения умеют пользоваться ими».

Для того чтобы управляться с лошадью, оружием и снаряжением столь умело, требовалась многолетняя выучка. Не для отдельных бойцов, а для всего войска. И Малюта получил все необходимые уроки, ведь он по своему положению обязан был драться в гуще русской конницы.

Род Скуратовых-Бельских, как видно, небогатый, вряд ли обладал дорогим защитным вооружением — шлемами, панцирями. В лучшем случае, у Малюты и его братьев для военного времени припасены были кольчуги, но вернее всего, не имелось и их. Большинство русских бойцов середины XVI столетия обходились тегиляями — кафтанами из прочной бумажной ткани с подкладкой из толстого слоя войлока или конского волоса.

Небогатых дворян приучали к неприхотливости. В походы они ездили, заготовив по-спартански скудный припас. Вместо шатров и палаток большинство использовало тенты из плащей, натянутых на прутья, воткнутые в землю. Питались просом и солониной. «…Каждый носит с собой… топор, огниво, котелки или медный чан, — сообщает Герберштейн, — и если он случайно попадет туда, где не найдется ни плодов, ни чесноку, ни луку, ни дичи, то разводит огонь, наполняет чан водой, бросает в него полную ложку проса, добавляет соли и варит; довольствуясь такой пищей, живут и господин, и рабы. Впрочем, если господин слишком уж проголодается, то истребляет все это сам, так что рабы имеют, таким образом, иногда отличный случай попоститься целых два или три дня. Если же господин пожелает роскошного пира, то он прибавляет маленький кусочек свинины. Я говорю это не о знати, а о людях среднего достатка. Вожди войска и другие военные начальники время от времени приглашают к себе других, что победнее, и, хорошо пообедав, эти последние воздерживаются потом от пищи иногда два-три дня. Если же у них есть плоды, чеснок или лук, то они легко обходятся без всего остального». А Малюта и был одним из этих «людей среднего достатка».

Английский моряк Ричард Ченслор, увидев, какую скудость легко претерпевают русские воины, пришел в восторг: «…я думаю, что нет под солнцем людей столь привычных к суровой жизни, как русские: никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более чем на ярд. Простой солдат не имеет ни палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову. Наибольшая их защита от непогоды — это войлок, который они выставляют против ветра и непогоды, а если пойдет снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около него. Так поступают большинство воинов великого князя за исключением дворян, имеющих особенные собственные запасы. Однако такая их жизнь в поле не столь удивительна, как их выносливость, ибо каждый должен добыть и нести провизию для себя и для своего коня на месяц или на два, что достойно удивления. Сам он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой, и пьет воду. Его конь ест зеленые ветки и т. п., стоит в открытом холодном поле без крова и все-таки работает и служит ему хорошо. Я спрашиваю вас, много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы только месяц?! Я не знаю страны поблизости от нас, которая могла бы похвалиться такими людьми и животными».