Книга Повседневная жизнь во времена трубадуров XII-XIII веков - Клоди Дюамель-Амадо

Клеветники, чьи языки остры, — / И да невзлюбит их Господь и покарает! — бросают тень на доблесть / И вперед себя пускают Злобу[9].

Сеньор должен по-доброму проявлять свою власть. Он любезен и обращается со своими людьми без надменности. Таков идеальный сеньор.

При дворе хорошего сеньора царят «радость и веселье». Оба этих качества, непосредственно, как мы увидим ниже, характеризующие дворы сеньоров-южан, не взаимозаменяемы, хотя они и кажутся очень близкими по смыслу. Мы к ним еще вернемся. Под высокими сводами большого зала замка, где живет сеньор, должны звучать смех и одобрительные возгласы, поощряющие словесные поединки между трубадурами и их слушателями. Слово «отрада» (solatz) напоминает об удовольствии, доставляемом куртуазным общением. Гираут де Борнель старался «пробудить» это искусство приятного общения в придворном кругу[10].

Импровизированные или всесторонне обдуманные, словесные поединки являются южным эквивалентом конных сражений — турниров, излюбленным зрелищем тогдашнего аристократического общества Иль-де-Франса и Нормандии. Полагают, что благородные дамы и рыцари юга могут соперничать с поэтами в искусстве вести словесные баталии. «Ибо приятная беседа, где уместен и смех, и отрадные речи, является истинной любовной приманкой», — говорит Гарен ло Брюн даме, посвящая ей свое «назидание» (ensenhamen*) (с. 333–335)[11]. Признаком достойного двора является умение вести любезные беседы. Чтобы совершенствоваться в своем искусстве, нравиться и создавать себе репутацию, трубадуры бросают вызов аудитории, складывая «тенсоны» (tensos*) (диспуты на заданную тему), или предлагая собеседнику создать совместно с ним «партимен» (partimen*) (именуемый также «джок партит» (joc partit*), диалог-спор, в котором позиции участников заданы изначально).

Когда трубадуры живописуют в своих стихах идеальные куртуазные собрания, в голосе их всегда звучит горечь утраты или тоска ожидания. Однако не стоит безоговорочно верить в реальность этого идеала. Наряду с образцовыми дворами в Вентадорне, Барселоне или Бокэре, которые они поочередно, друг за другом, успели посетить, сколько еще мест, где нет ни куртуазности, ни приятных бесед! И, разумеется, есть дворы, где полно обманщиков, завистников и мошенников; не стоит также забывать и о достойных осмеяния жеманных придворных, старающихся выслужиться перед сеньором, равно как и о беспутных сеньорах, что зачастую бывают несправедливы, жестоки и скупы. Наконец, наряду с несколькими дамами, утонченными и достойными всяческих похвал, сколько еще есть смешных жеманниц, изо всех сил, однако совершенно безуспешно, пытающихся подражать куртуазным манерам! А сколько еще женщин по-прежнему невежественны, сколько из них подвергаются жестокому обращению?

«Развлечения, радость и песни теперь забыты»[12], — жалуется Гираут де Борнель.

Двор юных

Лимузенский кастелян Бертран де Борн доверяет жонглеру Арнауту отнести свою «сирвенту» (sirventes*) Ричарду Львиное Сердце, своему сеньору и покровителю[13]. Развивая тему «старости» и «юности», он прославляет «юность», аристократическую добродетель, чрезвычайно ценимую повсюду в рыцарском мире, добродетель, без которой нет ни истинного благородства, ни блистательного двора, ни покровителей, ни дам, в которых влюбляются рыцари. Ибо речь тут идет не о возрасте, а о моральных ценностях и стиле поведения:

Юным считается тот, кто не дорожит своей жизнью и кто добро свое раздает без счета; юным будут считать того, кто расточительствует в честь гостя, а также того, кто делает дорогие подарки. Тот остается юным, кто готов растратить все деньги, что лежат у него в шкатулках и сундуках, кто всегда готов сражаться и принимать участие в турнирах и поединках. Будет юн тот, кому нравится ухаживать за дамами и кому по сердцу жонглеры… и пусть мою сирвенту, адресованную и старости и юности, жонглер Арнаут отнесет Ричарду, дабы она стала для него путеводной; и пусть Ричард никогда не зарится на богатство старости, ибо с богатством юности он сможет достичь чего пожелает[14].

Без «радости» и «юности» не было бы ни духа авантюры, ни странствующих рыцарей и поэтов, ни ночевок в замках и празднеств. Да и дворов и меценатов тоже не было бы.

Дворы и меценаты

Чтобы составить приблизительную карту проживания меценатов в Окситанском крае, последуем за английским историком Линдой Паттерсон[15].

В начале XII века первые меценаты появились в Пуату и Лимузене. Однако лирика вскоре вышла за пределы мирной и любезной сердцу ласковой Аквитании. В 1130-е годы лирическая поэзия достигла Тулузы и Пиренеев, а затем, в 1140-е годы, — Кастилии, Каталонии, Оверни, Прованса и Италии.

Пуатье и Лимузен

Пуатье считается колыбелью лирической поэзии, а герцог Аквитанский Гильем IX — первым трубадуром. Следом за ним песни начал слагать Эблес II Вентадорнский, прозванный Певцом (ок. 1096 — ок. 1147) и Джауфре Рюдель (ок. 1125 — ок. 1148), проведший свою жизнь при дворе в Пуатье, обучившийся слагать стихи во времена Гильема X, который хотя сам и не слагал стихов, как его отец, зато содержал двор, частыми гостями которого были трубадуры Маркабрюн (ок. 1130 — ок. 1149), Серкамон (ок. 1137–1149) и сам Эблес II. Альенора Аквитанская, дочь Гильема X, выросла в атмосфере радостной и изобретательной учености. После ее отъезда ко двору ее первого супруга, короля из рода Капетингов, Пуатье утратил славу просвещенного города, но затем вновь — дважды! — обрел ее: в 1165–1166 годы и между 1168 и 1174 годами, когда Альенора, став королевой Англии, вновь избрала Пуатье своей резиденцией.

Лимож, Вентадорн, Комборн и Тюренн, равно как и Юссёль, лимузенские города, пользующиеся славой культурных центров, сохраняют свою притягательность вплоть до 20-х годов XIII столетия. Дом виконтов Вентадорнских славится своим двором, где процветает поэзия; при этом дворе слагают свои песни принц-трубадур, меценатствующие сеньоры и две женщины, ставшие символами куртуазной любви. Принц-трубадур Эблес II, виконт Вентадорнский, даже создает свою «школу», к ученикам которой, в частности, принадлежит Бернарт Вентадорнский (ок. 1147 — ок. 1170) (так как Бернарт сильно любил Маргариту, супругу Эблеса III, ему пришлось отправиться в изгнание). К женщинам, вдохновлявшим трубадуров на стихи и нежные чувства, принадлежит также Мария Вентадорнская, активные годы жизни которой приходятся на рубеж XII–XIII веков. Но Мария не просто прекрасная дама, она еще и «трубадурка» (trobairitz*), поэтесса, сочиняющая стихи. Ей, супруге Эблеса V, принадлежит тенсона, в которой она полемизирует с Ги д’Юсселем; она вдохновляет поэтов, в частности Гаусельма Файдита, и выступает арбитром в спорах, возникающих между певцами, славящими куртуазную любовь. По соседству с замком Вентадорн проживали сеньоры д’Юссель; все мужчины в этой семье владели трубадурским искусством.