Книга Потерянные мемуары Джейн Остин - Сири Джеймс

Молитвы мужа, коий меня боготворит,

И дочерей заботы — пусть Небо их хранит,

И Боуэна искусство и внимание.

Последовали смех и череда весьма изящных и заслуженных комплиментов в адрес матушкиного остроумия.

— Ваш брат Джеймс тоже превосходный поэт,[9]— скромно добавила мать.

— Да и поэзия Джейн делает честь имени Остин, — сказал Генри, — но к прозе у нее даже больший талант. Меня безмерно раздражает, что Кросби так и не опубликовал ее книгу «Сьюзен», несмотря на все свои обещания.

— Не понимаю, с какой стати издателю платить хорошие деньги за рукопись, если он так и не взялся ее напечатать, — заметила матушка.

— Очевидно, книга недостаточно хороша, — ответила я.[10]

— Я не согласна, — возразила Марта, — «Сьюзен» весьма занимательна! Хотя я больше всего люблю «Первые впечатления».[11]Я обожаю мистера Дарси и Элизабет и нахожу исключительно несправедливым, что ты позволила мне прочесть их историю всего три раза, к тому же это было так давно!

— Я не могла пойти на такой риск, — улыбнулась я. — Боюсь, еще одно прочтение — и ты украла бы «Первые впечатления», чтобы опубликовать их по памяти.

Марта засмеялась.

— Как будто я на такое способна.

— Эту книгу надо издать, — сказал Генри.

— Папа пытался, — напомнила я, — Рукопись отослали обратно.

— Отослали, не прочитав, — настаивал Генри, — Это говорит не о достоинствах книги, а о лености издателя, который даже не удосужился прочесть труд, отправленный неизвестным священником. Позволь мне представить рукопись. Возможно, нам повезет больше, чем со «Сьюзен».

— Сомневаюсь. Прошло десять лет с тех пор, как я написала «Первые впечатления». Изменился мир, изменились литературные вкусы, изменилась я. Уверена, необходимо многое переделать, прежде чем я сочту книгу готовой.

— А как насчет другого твоего произведения, о двух сестрах, Элинор и Марианне? — поинтересовался Генри. — Как она называлась?

— «Чувство и чувствительность». Это исправленная версия эпистолярного романа. Я не вполне довольна результатом.

— Мне помнится, это миленькая маленькая история, — сказала Кассандра.

— Миленькая маленькая история, — согласилась я, — которая ведет миленькую маленькую тихую жизнь на дне моего ларца с бумагами, где, я уверена, ей самое место.

— Не представляю, Джейн, как ты за столько лет не потеряла свой ларец, — улыбнулась мать. — По-моему, сундучок с самого твоего детства следовал за нами, куда бы мы ни поехали. Помнишь, как мы остановились в Дартфорде на обратном пути из Годмершема и его случайно погрузили в почтовую карету, которая так с ним и уехала? Куда она направлялась?

— В Грейвзенд, а оттуда в Вест-Индию, — содрогнувшись, ответила я.

Тогда мне казалось, что в ларце с рукописями все мое богатство. Никакая другая часть моего имущества не была мне столь дорога.

— Слава богу, что карету сумели остановить, не проехала она и нескольких миль, — добавила матушка, — а то мы никогда больше не увидели бы тех рукописей в этой жизни.

— Конечно, — согласилась я, снова берясь за перо.

Но не успела я написать и двух слов, как Мэри-Джейн проснулась и заплакала.

— Полно, полно! — воскликнула ее мать, встала и принялась расхаживать по комнате, легонько подбрасывая малышку. — Ну-ка, не плачь. Не плачь.

— По-моему, она устала, — заметила матушка.

— Она же только что проснулась, — раздосадованно возразила Мэри.

— Может, она мокренькая? — предположила Марта.

— Сухая как лист. Ну же, ну же, что случилось?

— Возможно, она замолчит, если ты перестанешь ее трясти, — упрекнул жену Фрэнк.

— Когда, интересно, ты стал знатоком ухода за детьми? — не без раздражения поинтересовалась Мэри. — Я забочусь о ней день-деньской с тех пор, как она родилась, а ты приехал всего три недели назад.

— Морскому офицеру нет нужды извиняться за время, проведенное в плавании, — ответил Фрэнк. — Смею напомнить, на чьи деньги кормится вся семья, а ты покупаешь себе платья и шляпки. К тому же и сотня лет, проведенных дома, не убедит меня в твоей правоте. Ребенок не успокоится, если будет болтаться, точно в маслобойке.

— Она, наверное, голодная, — высказалась Кассандра.

— Может, дать ей немного патоки? — предложила Марта.

— Она слишком маленькая. От патоки ей станет нехорошо, — не согласилась матушка. — О боже! От жары и шума у меня разболелась голова!

Леди немедленно принялись обсуждать все известные средства от головной боли наравне со всеми возможными причинами страданий малышки. Ребенок издал душераздирающий вопль. Я вздрогнула, и кончик моего пера сломался, расплескав чернила по бумаге. Мэри ударилась в слезы.

— Я знаю, что нам нужно, — сказала матушка. — В кладовой есть хороший эль. Джейн, ты ничего не делаешь. Будь любезна, принеси мне немного.

Я отложила перо и вытерла чернила с пальцев.

— Хорошо, мама. Уже иду.

— Мама, — сказала я тем вечером, сидя у постели матери и расчесывая ей волосы, — как по-вашему, сколько нам еще жить здесь, с Фрэнком и Мэри?

— Надеюсь, что долго, — ответила матушка. — Лично мне давно надоело скитаться. До чего приятно просыпаться каждое утро в одной и той же постели, в одной и той же комнате.

— Совершенно с вами согласна. Но не кажется ли вам неправильным злоупотреблять щедростью Фрэнка?

— В каком смысле злоупотреблять? Мы вносим свою долю в домашние расходы. Мы поселились здесь, чтобы помогать Мэри с ребенком, и будем поддерживать ее во время долгих отлучек Фрэнка. Весьма справедливая договоренность для всех заинтересованных лиц.

— Я понимаю. Но Фрэнк платит бóльшую часть суммы. И у них с Мэри, несомненно, будут еще дети. Однажды им надоест нас терпеть.