Книга Зеленый. История цвета - Мишель Пастуро

К зеленому цвету в оформлении интерьеров добавляется полихромная роспись в архитектуре и скульптуре. Нам стоит напрочь забыть неоклассический образ Древнего Рима, в котором храмы и общественные здания якобы сверкали нетронутой белизной. Этот образ не соответствует действительности. Всё, или почти всё, в том числе статуи и скульптурные композиции, было покрыто росписью. Точно так же обстояло дело и в Греции – и в архаическую, и в классическую, и в эллинистическую эпохи. Странно, что есть люди, которые до сих пор отказываются признать этот давно уже установленный факт – даже несмотря на многочисленные свидетельства историографических документов. В конце XVIII – начале XIX века, когда молодые археологи и архитекторы отправляются в свое первое путешествие на средиземноморский Восток, на Сицилию, в Грецию и еще дальше, они находят на стенах разрушенных храмов и на более или менее поврежденных статуях следы полихромной росписи. Они пишут об этом в отчетах, которые отсылают маститым ученым из академий Лондона, Парижа и Берлина. Но ученые, никогда не ступавшие на землю Греции и Рима, отказываются верить этим отчетам: они не в состоянии представить себе, что храмы и статуи древних были многоцветными. Позднее, в середине XIX века, под давлением многочисленных свидетельств, некоторые эрудиты в конце концов стали допускать существование некоей, как они выражались, «умеренной полихромии». Но сменится несколько поколений, будет проделано бесчисленное множество путешествий и собрано великое множество материалов, прежде чем академический мир признает очевидное: в Древней Греции и Древнем Риме людей повсюду окружало многообразие и буйство красок[24]. Сегодня уже ни один исследователь не станет оспаривать этот факт, а замечательные работы, опубликованные в последнее время, и организованные недавно выставки только лишний раз подтверждают его[25]. Но широкая публика тем не менее до сих пор представляет себе Афины и Рим в виде белоснежных, только что построенных городов, какими их изображают в фильмах и комиксах.

Вообще говоря, в эпоху Империи повседневная жизнь Рима стала более красочной, чем была во времена Республики. Среди цветов, недавно вошедших в обиход, – зеленый, а также фиолетовый, розовый, оранжевый и даже синий. Но такие новшества нравятся не всем. Некоторые моралисты и защитники традиций решительно осуждают новомодные colores fl oridi (яркие цвета) – легкомысленные, обманчивые, вульгарные, слишком резкие или слишком декоративные, которые редко появляются поодиночке, но, как правило, в неожиданных сочетаниях, чтобы создать убийственный контраст или крикливую палитру. Критики противопоставляют им colores austeri, сдержанные цвета, серьезные, степенные, неброские: некогда Рим достиг величия, потому что был верен этим цветам (белому, красному, желтому, черному). Одним из самых ревностных защитников традиций и старого цветового порядка становится Плиний Старший, причем его возмущение вызывают не столько одежда, сколько живопись и декоративно-прикладное искусство. В своей обширной «Естественной истории» он неоднократно обрушивается с критикой на новые пигменты, завезенные с Востока, на практику смешивания красок, которая извращает их природные свойства, и, если обобщить, на то, что мы сегодня назвали бы «современным искусством»[26]. Надо сказать, Плиний – не единственный противник новых веяний и тех цветов, которые вместе с ними входят в моду. До него в этом духе уже высказывались Катон и Цицерон, в его время – Сенека, Квинтиллиан и даже Витрувий. Так, Сенека высмеивает новое оформление терм и купален, где «мужчины обнажены, а стены разряжены, словно павлины»[27]. Позднее с подобными обличениями будут выступать Тацит, Ювенал, Тертуллиан и другие: любое новшество, касающееся красок, как в живописи, так и в одежде, для них неприемлемо и заслуживает осуждения. То какой-то оттенок цвета они находят слишком далеким от природы либо слишком резким; то какое-то сочетание контрастирующих цветов считают безвкусным либо непристойным. Больше всего их возмущает пестрота (varietas colorum), даже если речь идет всего лишь о полосатой ткани или о декоративном элементе наподобие шахматной доски: все это – недопустимое варварство[28].

Обрушиваясь с критикой на эти новые тенденции, осуждая одни цвета и превознося другие (белый, красный), римские писатели впервые затрагивают тему, впоследствии оказавшуюся исключительно богатой, – тему взаимосвязи цвета и морали. За долгие века у римлян появится множество эпигонов, которые в своих речах, проповедях, произведениях искусства или суждениях будут разделять цвета на «честные» и «бесчестные» – к примеру, святой Бернард Клервоский в XII веке; францисканцы, сторонники добровольной бедности, в XIII-м; законодатели позднего Средневековья, устанавливавшие бесчисленные законы против роскоши; вожди Реформации в XVI веке; буржуазные моралисты XIX века; а также пуритане всех мастей века XX-го. В этой классификации цветов по моральному признаку, которая существовала в Европе и на протяжении веков несколько раз менялась, зеленый всегда оказывался в числе аморальных – безвкусных, непостоянных, недостойных порядочного гражданина, или благочестивого христианина, или даже просто честного человека, как мы увидим далее.

А пока давайте вернемся в Древний Рим, где не все авторы разделяют мнение Плиния и Сенеки. Есть и такие, кто, напротив, приветствует новые моды, стараясь следовать пожеланиям своих меценатов и спонсоров, жаждущих перемен, стремящихся к оригинальности или даже эксцентричности. По-видимому, их было особенно много при Нероне (54–68 годы н. э.), начиная с самого императора, который любил искусство и сам считал себя артистом, занимался поэзией и музыкой, играл на сцене, а порой даже не гнушался выступлениями в цирке или на ипподроме.

Древние историки и историографы были безжалостны к Нерону, неуравновешенному человеку, страдавшему манией величия, бездарному и деспотичному императору, окружившему себя гистрионами и распутниками. Ему приписывали многочисленные злодеяния (в частности, называли виновником пожара в Риме в 64 году), казни всех его врагов и – о, ужас! – убийство родной матери, императрицы Агриппины. Современная историография отзывается о Нероне не так однозначно и высказывает мнение, что Светоний, ненавидевший императора, в своей «Жизни двенадцати цезарей» (написанной около 115–120 годов) намеренно изобразил его чудовищем. В действительности же первые годы правления Нерона были относительно спокойными, и он неоднократно проявлял себя как искусный политик. Драматические события пришлись главным образом на завершающий период его царствования. После самоубийства императора в июне 68 года началась борьба за трон между наследниками и гражданская смута, какой не видали со времен смерти Юлия Цезаря. Но сейчас речь не об этом. Нерон интересует нас только потому, что он, по всей видимости, был большим поклонником зеленого.