Книга Китти. Следуй за сердцем - Елена Заремба

Так вот, квартирка и магазин шли в комплекте. Когда-то вместо книжного здесь была швейная мастерская, и ее владелец чрезвычайно беспокоился за сохранность своих тканей и готовых заказов, поэтому не хотел оставлять ее без присмотра ни на минуту. Потом он с детьми и внуками переехал куда-то в Северную Америку – то ли в Канаду, то ли в Канзас, что-то на К, а мастерскую продал за сущие гроши местному «состоятельному безумцу», по его словам. То есть Карлу. Карл каждый раз рассказывает эту историю с довольной улыбкой и с какой-то необъяснимой гордостью вспоминает столь лестную характеристику. Когда бывший хозяин узнал, что он хочет устроить здесь библиотеку, то был весьма обескуражен. Сознание опытного дельца отторгало мысль о том, что на свете бывают богатые люди, которым нравится разъезжать по всей Европе, скупать на барахолках старые книги, приводить их в порядок и за копейки перепродавать. Но Карл не нуждается в том, чтоб зарабатывать себе на пропитание, он просто любит книги, любит их запах и шорох страниц, да и вполне может позволить себе подобное оригинальное хобби. Так же как и подобрать в каком-то кафе старую знакомую и сразу пристроить ее на непыльную (хотя, если в буквальном смысле, то довольно-таки пыльную) работенку. Мама, узнав, что я теперь нахожусь под протекцией Карла, угомонилась и сдала билеты. Она так мучилась и переживала, несмотря на мое успокаивающее вранье, будто «мне уже лучше», что готова была примчаться куда угодно, чтобы, если понадобится, даже упаковать меня в смирительную рубашку и отправить в больницу. Карл же после случая с гамаком стал для нее неоспоримым авторитетом, благороднейшей персоной на всем белом свете, что я, впрочем, даже и не думала оспаривать, потому как сама была ровно того же мнения.

Вообще-то мне с ним очень повезло. Или ему со мной – по его словам. Я такая же книжная маньячка, как и сам Карл. Каждый раз, когда он возвращается из своих поездок, я набрасываюсь на его добычу, как голодный лев. Если добычи особенно много, мы можем всю ночь напролет разбирать и сортировать книги, нумеровать, создавать каталоги, решать, что пойдет на продажу, а что для библиотеки. Некоторые экземпляры Карл оставляет себе и уже под утро тащит свои сокровища домой, к жене. Карина – степенная дама в возрасте, чрезвычайно холеная, с таким убедительным чувством собственного достоинства, что многие подозревают ее в родстве с британской короной. Я всегда смотрю на нее, разинув рот. Как это ей удается так изящно размешивать ложечкой сахар в чашке с чаем, да еще и чтобы она не цокала о края? Разве возможно намазывать булочку абрикосовым мармеладом так, чтоб ни одна капля этой янтарной роскоши не упала мимо? Неужели в человеческих силах откусывать такие малюсенькие кусочки песочного печенья, не раскрошив его?

При всем ее аристократизме Карину совершенно не интересуют книги. Они с Карлом могут вместе ходить в море на своей яхте, посещать изысканные официальные приемы, даже копаться в саду, но, как только речь заходит о книгах, Карина зевает, прощается и уходит к себе в комнату. Она совершенно ничего в них не смыслит, но, к счастью, никогда не жалуется на библиофилию Карла.

– Жизнь такая штука, дорогая моя, – любит говорить она мне, – иногда нужно друг от друга отдыхать. Вот Карл опять со своими буквариками возится, а я что? А я беру бутылочку вермута и иду в гости к подруге – обсуждать последние новости и рассматривать каталоги кружевных сорочек. А когда он вернется, мы поедем в Испанию за изумрудным колье. Это ли не семейное счастье?

Я только посмеиваюсь. Конечно, для женщины, никогда не прикасавшейся к половой тряпке или едкой щелочи для прочистки труб, покупка изумрудного колье – всего лишь забавное событие. Но мне нравится, что она такая. Мне нравится, как она снисходительно вздыхает, глядя на мою растрепанную косу – такова моя каждодневная рабочая прическа, – берет свои костяные гребни и шпильки и приводит это хаос в божеский вид за каких-то пять минут. Каждый раз, когда я буквально на полчасика заскакиваю к Мороцким по делу, я ухожу накормленной и с идеальной прической.

Дядя Стефан просто поймал счастливую звезду, приобретя когда-то дом по соседству с Карлом. А сейчас сияние этой звезды озарило и меня. Карл с Кариной всегда были чрезвычайно добры и внимательны к нашему семейству. Мне было позволено частенько забегать к ним в гости, рассматривать дорогой старинный фарфор Карины, редкие собрания Карла, чаевничать у них или просто играть с их золотистым лабрадором. Когда Карл встретил меня у Оливии, я как раз осознала, что пора бы себя куда-нибудь пристроить. А он все не мог найти человека, которому можно было бы доверить такую ценность, как книги. Так что чуть ли не в первый раз в жизни я оказалась в нужном месте в нужное время.

К сожалению, к нам в магазин не так уж часто заходят люди. Во-первых, нынче не очень-то принято читать книги, особенно старые. Во-вторых, мы совсем ради этого не стараемся. Для Карла совершенно не важно, будут у него покупатели или нет. Продажа книг – всего лишь возможность освободить место для новых. Так что моя работа – быть верным псом Карла, этаким Цербером на страже тысяч пыльных фолиантов. И это счастье.

Мой жизненный уклад незатейлив и функционирует с точностью швейцарских часов («Скорее дыряв, как швейцарский сыр», – ехидничает Оливия). Я обычно просыпаюсь часов в семь утра. Умываюсь холодной водой, потому что бойлер еще не успевает нагреться после ночного отключения, глажу рубашку, одеваюсь, жарю яичницу с беконом и наливаю себе кофе в огромную кружку. С этой же кружкой я спускаюсь в магазин, открываю ставни и двери и стираю пыль со своего рабочего места. Не факт, что сегодня кто-нибудь заскочит, так что в обед я могу закрыть магазин и съездить на местный рынок за продуктами. Частенько «килограмм помидоров и пучок базилика, пожалуйста» становятся первыми произнесенными мной за день словами. Я складываю продукты в корзинку, прикрепленную к рулю моего желтого велосипеда.

Очень долго я искала именно желтый велосипед с коричневой плетеной корзинкой, но все имеющиеся в наличии были неподходящего оттенка. Мне же нужен был теплый солнечный цвет, как серединка одуванчика или как перезревший испанский лимон. Я успела измучить всех продавцов велосипедов в округе; мама уже принялась искать его в Испании, время от времени присылая мне фотографии; я готова была даже наплевать на дороговизну доставки, пока Карл совершенно случайно, как, в общем-то, почти всегда происходит с Карлом, не нашел велосипед моей мечты на очередной барахолке. Довольный, он вез его мне через пол-Европы, поставив вверх тормашками на крышу своего отреставрированного бело-красного «бусика», на котором всегда отправлялся на охоту за книгами.

Велосипед, судя по всему, хранился в хороших руках и, несмотря на ветхость, нуждался только в основательной помывке и смене покрышек. Корзинка же, к сожалению, явно пришла в негодность. Я начала планировать осаду местных корзинщиков, но Карина внимательно осмотрела крепление, зашла в дом и минут через десять вернулась с плетеным коробом, в котором она когда-то привозила из путешествий бутылки с оливковым маслом холодного отжима. Короб подходил идеально, сказывался наметанный глаз Карины, которая умела выбирать одежду по размеру без единой примерки. Мне оставалось только сшить парочку чехлов для внутренней части корзинки из плотной ткани шоколадного цвета в бирюзовый горошек и купить маленькую силиконовую вазочку для велосипеда, чтоб ставить туда анютины глазки, сирень и другие сезонные цветы.