Книга Микеланджело Буонарроти - Элен Фисель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Историки Бенджамин Блеч и Рой Долинер рассказывают:
«Ватикан не разрешал препарировать человеческие тела ни при каких обстоятельствах. Это было разрешено только в университете Болоньи, где у медицинской школы было специальное разрешение на препарирование трупов казненных преступников в целях обучения.
Самым известным людям Ренессанса приходилось нарушать закон. Они платили гробокопателям, которые воровали тела недавно казненных преступников и доставляли их в секретные лаборатории посреди ночи. Там художники вскрывали трупы при тусклом свете свечи, делали наброски так точно и быстро, как могли, а затем уничтожали все улики»30.
А вот Микеланджело повезло: каким-то образом ему удалось убедить настоятеля Санто-Спирито дать ему ключи от морга.
Энергичные руки Микеланджело не могли не работать. Когда он получил доступ к телам нищих, преступников и неопознанных умерших, он принялся без устали резать то, что еще совсем недавно было человеческой плотью. Делать это приходилось по ночам. Конечно же, эта ужасная полуночная работа вызывала отвращение у молодого человека, но его страсть к самосовершенствованию была гораздо важнее. В конечном итоге, он изучил тайны человеческого тела лучше любого художника или даже врача того времени.
«Представим себе, – пишет Надин Сотель, – как он поднимал покрывало и пошатывался от запаха гниющей плоти. При мерцающем свете свечи он плохо различал лицо умершего, превратившееся, как и остальные части тела, во что-то твердое и холодное цвета испорченного мяса. Перебарывая в себе нечто похожее на священный страх, он надрезал себе подобного ножом мясника. Какая твердая кожа! Ничего себе, а кровь-то не течет? Из-под слоя желтого жира, вызывавшего воспоминания о гусях из Сеттиньяно, выходила на поверхность мускулатура красного, почти черного цвета. А под всем этим находился невероятный лабирин кишок»31.
Днем Микеланджело ходил в мастерскую Гирландайо, а ночью возвращался в Санто-Спирито, где он извлекал сердца и мозги при помощи портняжных ножниц, очищал кости скальпелем и т. д. И все это делалось с предчувствием, что он потом сумеет дать жизнь камню, как бы оживляя всех этих неизвестных, плоть которых он взрезал, дрожа от усталости и тошноты.
Звучит ужасно, но, надо сказать, в этом не было ничего предосудительного. Со времен Античности художники, как и врачи, препарировали тела казненных преступников, чтобы получить дополнительные знания о внутреннем строении человеческого тела. Без этого просто невозможно было учиться идеально изображать человека. Предосудительным могло бы считаться другое. Говорят, что Микеланджело как-то распял тело умершего человека, чтобы посмотреть, как ведут себя мускулы на вывернутых неестественным образом руках и на всем теле. Впрочем, этот факт ничем не подтвержден, и вся эта история больше походит на страшную легенду.
Кстати сказать: госпиталь монастыря Санто-Спири-то принимал только мужчин, и этот факт вполне может объяснить мужеподобие женских фигур Микеланджело. Скорее всего, он просто вообще не знал тайн женского тела. В результате даже его знаменитая «Пьета», о которой будет рассказано ниже, представляет взглядам лишь тонкие руки и грациозное лицо, а вот формы тела лишь угадываются под складками накидки.
Может быть, для того, чтобы отблагодарить настоятеля, Микеланджело и изготовил «Распятие» из раскрашенного дерева, которое и по сей день находится в монастыре Санто-Спирито? В любом случае, чисто анатомически это деревянное произведение является поразительно верным для конца XV века.
В январе 1494 года инфантильный Пьеро де Медичи пригласил Микеланджело во дворец и попросил его построить снежную статую, подобную которой еще никто не видел – огромную и неохватную. На нее будет приходить смотреть вся Италия, так как она заледенеет, несмотря на дождь и относительно теплую погоду, которые, конечно же, подчинятся маленькому Медичи.
Что это было? Амбиции? Скорее всего. Или просто шутка? Но знаменитые художники эпохи Возрождения никогда не отказывались употребить свой талант на какую-нибудь шутку или развлечение. Они расписывали на улицах временные арки для торжественных процессий, устраивали замысловатые декорации и остроумные механические фокусы.
Тем не менее Микеланджело был унижен подобным предложением.
– Из какого материала я должен сделать эту статую? – переспросил он.
– Материала? – рассмеялся Пьеро де Медичи. – Ты найдешь его во дворе, там много намело.
– Я к вашим услугам, как я всегда был к услугам вашего отца, но он, когда заказывал статуи, предпочитал мрамор. Впрочем, у каждого свои вкусы, монсиньор…
А потом, уже удаляясь, он злобно прошептал:
– Каков принц, таков и монумент. Ничего, посмотрим, жалкая душонка, твоя власть не продержится дольше этой статуи.
Итак, Микеланджело, профессиональная гордость которого была сильно уязвлена, согласился выполнить это нелепое задание, но таким образом, что это больше походило на шантаж: за этого эфемерного гиганта Пьеро де Медичи должен был ему пообещать продлить привилегии, которыми он пользовался при Лоренцо Великолепном.
И Медичи сдержал данное слово. Он оставил Микеланджело во дворце, но жизнь там была уже другая, нежели при Лоренцо Великолепном. Подобно отцу, Пьеро де Медичи окружал себя избранными людьми, учреждал ученые диспуты, назначал награды. Но это все было совсем не то. Он не являлся просвещенным человеком, а посему в равной мере гордился тем, что имеет при своем дворе и такого гения, как Микеланджело, и какого-то двухметрового конюха, славившегося такой быстротой ног, что Пьеро на лучшем своем коне не мог опередить его.
Микеланджело постоянно чувствовал разницу в характере сына и его покойного отца. Кроме того, положение Медичи во Флоренции становилось все более шатким.
Это было время, когда, вдохновленный своими новыми познаниями в анатомии, Микеланджело купил на строительство Дуомо32, управлявшееся специальным Советом, напрямую зависевшим от Синьории, мраморную колонну, чуть меньшую, чем соседняя «глыба Дуччо» (которая послужит для создания знаменитого «Давида» – о ней будет рассказано ниже). Огромный кусок мрамора привезли на телеге, передвигаемой упряжкой быков. Веревки, которые удерживали глыбу, были натянуты с риском обрыва, так что вся система грозила раздавить каменотесов при падении. Ее выгрузили в глубине садов Сан-Марко.
К сожалению, статуя, изготовленная из этой первой мраморной глыбы в стиле ronde-bosse33, не сохранилась, до нас дошла только гравюра французского художника Израэля Сильвестра, изображающая сад замка Фонтенбло. Почему Фонтенбло? Дело в том, что судьба гигантского «Геркулеса», созданного Микеланджело, сложилась весьма странно: сначала Лоренцо де Медичи продал его своему другу детства, флорентийскому банкиру Филиппо Строцци, потом тот передал его французскому королю Франциску I, и огромная скульптура долгое время стояла в самом цетре королевского сада – до самого своего уничтожения в XVIII веке.