Книга Личная жизнь Александра I - Нина Соротокина

Можно долго перечислять разумные дела, совершенные Павлом. Их было немало для четырехлетнего правлёния. Кажется, какое отношение вся эта информация имеет к Александру? Прямое. Теперь он цесаревич, прямой наследник трона, ему перевалило за двадцать лет, и он очень внимательно следит за деяниями отца. Великих князей Александра и Константина Павел тоже определил на должности. Из мемуаров Н. А. Саблукова: «Александр был назначен шефом Семеновского полка, Константин — Измайловского. Александр, кроме того, был назначен военным губернатором Петербурга. Ему были подчинены военный комендант города, комендант крепости и петербургский обер-полицмейстер. Каждое утро в семь часов и каждый вечер в восемь великий князь подавал императору рапорт. При этом необходимо было отдавать отчет о мельчайших подробностях, относящихся до гарнизона, до всех караулов города, до конных патрулей, разъезжавших в нем и в его окрестностях, и за малейшую ошибку давался строгий выговор. Великий князь был еще молод, и характер его был робок; кроме того, он был близорук и немного глух; из сказанного можно заключить, что эта должность не была синекурой и стоила Александру многих бессонных ночей».

Отношение его к установившемуся в стране правопорядку критическое. 27 сентября 1797 года он пишет Лагарпу (письмо передано тайно через друга графа Новосильцева, который едет в Швейцарию): «Мой отец, по вступлении на престол, захотел преобразить все решительно. Его первые шаги были блестящими, но последующие события не соответствовали им… Военные почти все время теряют исключительно на парадах. Во всем решительно нет никакого строго определенного плана. Сегодня приказывают то, что через месяц будет отменено. Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот. Невозможно перечислить все те безрассудства, которые совершаются здесь. Мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены. Вот картина современной России, и судите сами по ней, насколько должно страдать мое сердце…»

Уроки Лагарпа не пропали даром. Молодой цесаревич искренне страдает, но как-то «по-книжному». Можно подумать, что в России когда-то было время, когда «свобода не была стеснена». «Неограниченная власть» существовала во все правление Екатерины, правда, при Павле она приобрела своеобразный оттенок. На последующие двести лет Павел приобрел репутацию очень плохого царя. К письму Александра не придерешься, там все правда, но деяния Павла I требуют подробного разбирательства.

В 1799 году Павел приказал отменить выплату пенсии Лагарпу, вычеркнул бывшего воспитателя из списка кавалеров ордена Святого Владимира, как будто бы был даже приказ отыскать Лагарпа в Швейцарии, силой привезти его в Петербург и отправить в ссылку в Сибирь.

Как уже говорилось, Павел хотел честно служить всем своим подданным, но, пытаясь уравнять сословия, он не давал новых прав низшим классам, а забрал свободу у высших. Желая уничтожить чрезмерные привилегии дворянства, он отменил Жалованную грамоту, ограничил дворянское и городское самоуправление, вернув бразды правления в руки чиновников, отменил дворянские губернские выборы.

Задачей Павла было разрушить все, что создала Екатерина, и на обломках державы создать новую — прекрасную. Главной его любовью была армия. Как и мечталось, он переодел всю русскую армию в прусские мундиры и заставил ее денно и нощно маршировать, отрабатывая красоту строя. Шильдер в своей книге «Император Александр I. Его жизнь и царствование» пишет: «Гренадерская шапка, штиблеты, тесная форма — все это мешает, стесняет солдата». Но кто об этом думал? Павел менял военную форму шесть раз, затратив на эти бессмысленные преобразования очень большие деньги.

На плацу и разыгрывались главные драмы. В гвардии плохо приживались гатчинские порядки. Избалованные милостями Екатерины, гвардейцы не хотели заниматься пустой муштрой. Они высказывали свое недовольство и пачками отбывали в ссылки. Иные сами уходили в отставку, отбывая в свои имения, других ждала Сибирь. При этом император никому не делал поблажек, даже верный Аракчеев угодил в отставку. Его родственник в чем-то провинился, Аракчеев свалил все на невиновного, обман открылся, и «преданный без лести» царедворец уехал в ссылку в имение Грузино.

При Екатерине был заведен негласный порядок для «благородных родителей» — записывать детей чуть ли не с младенческого возраста в гвардию. К восемнадцати годам такой недоросль уже имел приличный чин. С этим Павел боролся очень жестко. Все должно быть честно! Жалованная грамота освобождала дворян от телесных наказаний. Здесь Павел поступил просто. Появилось «разъяснение»: «Коль скоро снято дворянство, то уж и привилегия до него не касается. Почему и впредь поступать». Оставаясь верным старому правилу, Павел самолично лишал неугодных дворянства, а дальше уже можно унтер-офицеру из дворян влепить пятьдесят палочных ударов.

Как известно, в России идиотизм некоторых распоряжений смягчается неаккуратностью их исполнения. При Павле жестокость и несправедливость своих приказов смягчал он сам, отходчив был и, опомнившись, отменял ссылку и телесное наказание. «…Наш романтический император…» — так называет его Пушкин.

Сильно ущемлены были права штатских дворян, которые в былые времена организовывали дворянские общества и собрания, выбирали губернских и уездных представителей, дворянских депутатов.

«Так как через вывезенные из-за границы разные книги наносится разврат веры, гражданских законов и благонравия, то отныне впредь до указа повелеваем запретить впуск из-за границы всякого рода книг, на каком бы языке оные ни были, без изъятия, в государство наше, равномерно и музыку». Вот такой был принят указ от 18 апреля 1800 года. То есть уже и ноты нельзя было ввозить. После французской революции Павел опустил настоящий «железный занавес». Термин этот, правда, придуман много позднее, но от этого он не теряет своего значения и никого из людей моего поколения не удивляет.

Была введена цензура, цензурированию подвергались не только книги, но и Гайдн, Моцарт, какую в их музыке крамолу искали — непонятно. Ну ладно, цензура — понятное для нас слово, цензуру отменили всего полтора десятка лет назад, но как понять, например, такое: «Запретить синие женские сюртуки с кроеным воротником и белою юбкою…» Надо понимать, что это французская мода. Еще было запрещено носить круглые шляпы, «широкие большие букли», иметь бакенбарды, запрещено было танцевать вальс, носить башмаки с лентами (только с пряжками!). Приказ от 20 января 1798 года запрещал носить фраки, и… «позволяется иметь немецкое платье с одним стоящим воротником шириной не менее как в три четвертых вершка, обшлага же иметь того цвета, как и воротники». В этом мелочном, подробном всматривании в человеческий быт есть что-то унизительное и омерзительное. Какого черта? Что хочу, то ношу. Я Петру Великому готова простить даже казни, у него было много врагов, но то, что он принудительно брил бороды людям, брил жестоко, нагло, а потом переодевал в чуждую ему одежду, — простить не могу.

Запрещены были к употреблению некоторые слова, например «совет», «клуб», «представитель» и пр. В этих словах Павлу чудился привкус якобинства. Переименовывались города: так, Севастополь прозывался Ахтияром. И никто толком не знал, каким будет наказание на неисполнение. Может, пожурят, а может, и в крепость посадят. И как ко всему этому относился Александр?