Книга Рейдер "Атлантис". Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941 гг. - Бернгард Рогге

Спустя несколько минут на горизонте показался незнакомый корабль. Его серый корпус и черная труба, похоже, свидетельствовали о том, что это действительно «Тисвилл» и принадлежит он страховой компании Ллойда, но плавает под бельгийским флагом. Когда судно шло мимо нас на расстоянии 15 километров, мы определили, что это большой пассажирский лайнер. Мы постепенно изменили курс, потому что атаковать пассажирские суда было неблагодарной задачей, но в любом случае появление этого корабля утвердило нас в мысли, что мы вышли на верную судоходную трассу. Однако когда судно миновало нас, мы поняли, что это никак не может быть «Тисвилл». У него на корме на орудийной платформе было установлено орудие калибра 4,5 дюйма, а на надпалубных надстройках стояли легкие зенитные пулеметы. Может быть, это вспомогательный крейсер? Судно находилось от нас на расстоянии 11 километров, и, судя по числу шлюпок – по три с каждого борта и одна на корме – и по общему виду шлюпочной палубы, пассажиров на борту было немало. И в случае приближения экипаж судна был готов послать сигнал SOS. Я принял решение не атаковать корабль. Он шел на высокой скорости курсом северо-северо-запад, не поднимая флага, и экипаж не занимал мест у орудий. Своими стройными очертаниями и крейсерской кормой судно напоминало один из лайнеров компании Эллермана типа «Эксетера» или «Венеции» водоизмещением около 8000 тонн, берущий на борт от 170 до 200 пассажиров.

На следующий день появился другой корабль. Мой рулевой первоначально заметил на горизонте слабый дым, напоминающий слой тумана. Дул свежий ветер, на море было сильное волнение, видимость менялась от ясной до туманной, иногда море просматривалось до самого горизонта. Как только поймал в окуляры бинокля струю дыма, я объявил боевую тревогу и приказал дать полный ход. Экипаж с грохотом и топотом занял места согласно боевому расписанию. Воцарилась тишина, прерываемая только голосом офицера-артиллериста, корректировавшего показания дальномера.

Трубу противника мы заметили в 14.07, и я резко повернул влево; вражеский корабль следовал курсом, который неминуемо должен был пересечься с нашим на уровне бушприта по направлению с правого борта к левому. Дистанция составляла около 17 тысяч метров; по-прежнему было слишком рано, чтобы точно распознать противника. Но когда в поле зрения появился корпус корабля, мы смогли рассмотреть, что на трубе у него красная полоса, флаг не поднят, но на корме стоит орудие. Радиорубка находилась позади трубы. За полчаса дистанция сократилась до 10 тысяч метров, но до поры до времени ни один из нас не подал виду, что заметил другого. Наша мишень безусловно не осознавала, что за 11 минут мы трижды меняли скорость, чтобы сохранить наше сближение постоянным и равномерным. Это следовало из того, что судно противника ни разу не меняло курс.

Лейтенант Кэш регулярно передавал данные с дальномера, который был замаскирован под бак для воды. Десять минут тянулись очень медленно, но в конце концов они истекли, и мы подняли на нок-рее сигнал «лечь в дрейф», а на гафеле подняли германский флаг. И в первый раз я отдал приказ, которого все мы долго ждали: «Орудия к бою!»

37-миллиметровое орудие нельзя было сразу пустить в ход, поэтому мы намеренно дали предупредительный выстрел мимо цели из 75-миллиметровой пушки. Противник спокойно застопорил машину и поднял флаг в полуприспущенном состоянии, что нам ни о чем не говорило. Я приказал открыть огонь с правого борта из 150-миллиметровых орудий, но по-прежнему мимо цели, и их снаряды вспенили белые буруны прямо перед носом корабля. Противник в ответ просто поднял вымпел, продолжил идти своим курсом, но увеличил скорость настолько, что расстояние между нами стало быстро расти. Нам пришлось лечь на другой галс с целью продолжить боевые действия. Противник спустил пар, пытаясь убедить нас, что останавливается, но круто повернул на правый борт и вновь увеличил скорость.

На все эти маневры ушло около 30 секунд. В 15.03 мы быстро вернулись на старый курс и старались держаться так, чтобы солнце было у нас за спиной. Я отдал приказ с правого борта открыть огонь из 150-миллиметровых орудий прямо по цели. Первый залп накрыл корму противника, но корабль не застопорил ход, второй залп угодил в левый борт позади капитанского мостика. Над «Атлантисом» заклубилось ядовитое желтое облако кордита, а в корпусе судна противника взвились серые облачка от прямых попаданий. Я приказал прекратить огонь и оценить результат нашей стрельбы; я не хотел, чтобы погибло больше людей, чем необходимо. Ни к чему было и понапрасну тратить боеприпасы. Но как только мы прекратили огонь, радист доложил, что противник вышел на связь. Наши орудия вновь открыли огонь. Очередные четыре залпа в цель не попали из-за выхода из строя дальномера – прибор, который безупречно работал в течение двух месяцев, именно в этот момент отказал. И скорее благодаря удаче, нежели меткой стрельбе, один из наших залпов оторвал антенну у британского корабля после того, как он восемь раз передал сигнал бедствия ККК. В бинокли мы могли видеть провода, болтающиеся над радиорубкой. Наш четвертый залп накрыл цель, и один из снарядов угодил в середину корпуса судна противника.

Я приказал открыть по левому борту откидные борта у 150-миллиметровых орудий; в случае затянувшейся схватки нам, возможно, пришлось бы открыть огонь с левого борта. Но когда мы сделали «право руля», противник переложил штурвал влево и застопорил ход; корма судна была объята пламенем, а экипаж спешно грузился в шлюпки. Мы прекратили огонь. Прошло несколько минут, и наш моторный катер был спущен на воду и направился к противнику. Катер шел на высокой скорости, и вскоре абордажная команда поднялась по сходням, чтобы встретиться с капитаном и первым помощником вражеского судна; они оставались единственными людьми на борту, поскольку остальные сидели в шлюпках, направляясь к «Атлантису».

Английский шкипер любезно приветствовал моего офицера Мора и ответил на его вопросы вежливо и корректно. Его корабль назывался «Сайентист», имел водоизмещение 6200 тонн и принадлежал компании «Гаррисон и К°», из Ливерпуля. Шло судно из Дурбана в Ливерпуль с грузом меди, хромистой руды, асбеста, маиса, кожи и пищевых концентратов. Пока его допрашивали, призовая партия[5] рассеялась по отсекам корабля и произвела быстрый обыск. Крышка люка трюма номер 5 была сорвана, а сам трюм горел, но был ли пожар следствием нашего артиллерийского огня или результатом намеренного поджога, трудно было сказать наверняка. Потушить пожар было совершенно невозможно – все содержимое трюма представляло собой сплошную горящую массу.

Уцелело кормовое орудие – 125-миллиметровая пушка образца 1918 года со скользящим затвором и подсветкой прицела для стрельбы ночью. Рядом с ней разорвался снаряд, и наши моряки с гордостью рассматривали дыру с рваными краями, оставленную 150-миллиметровым снарядом. Позади мостика, где находилась радиорубка, обнаружили только груду обломков и беспорядочную груду мешков с песком, полностью заваливших рубку. Мор тщетно искал секретные документы; ящики в каюте шкипера были пусты, и он с готовностью признал, что выбросил их содержимое за борт. Тем не менее кое-что ценное осталось: книги, карты, различные бумаги, содержимое мусорных корзин в штурманской рубке, – все это отправлялось в раскрытую пасть боцманского мешка, чтобы позже подвергнуться оценке на борту «Атлантиса». Офицер, возглавлявший команду подрывников, доложил, что заряды для затопления судна заложены. Призовая партия покинула борт и отбуксировала спасательные шлюпки прежде, чем подожгли запальные шнуры. Однако «Сайентист» затонул не сразу. Пришлось дать по нему несколько залпов 150-миллиметровыми снарядами и выпустить одну торпеду.