Книга Путин по Фрейду. Тайное и явное - Николай Ресслер

И все-таки пару раз мемуаристка проговаривается.

Несмотря на то, что живых сцен в ее книге немного, но по крайней мере одна дает изрядное представление об истоках характера нашего вождя. Сюжет такой. По совету старших товарищей Володя Путин и его одноклассники во время летних каникул под присмотром любимой учительницы откармливали утят – с целью улучшить свой бедный пищевой рацион.

И вот “…пришло время забить одну из уток. Доля «палача» выпала Борисенко (Виктор Борисенко, друг и одноклассник Путина. – В. П.), но он категорически отказался: «Делайте со мной что хотите, но я рубить голову не буду, не умею и не хочу». На помощь другу пришел Володя”.

Путин накинул на себя красное одеяло Оли Даниловой (своей одноклассницы), – которое должно было символизировать палаческий балахон. Голову закрыл целиком – лицо палача ведь должно быть неузнаваемо…

“Введите несчастную, – сказал Володя (если верить мемуаристке), – положите ей голову так, чтобы я, НЕ ВИДЯ ее, мог одним ударом отсечь ей голову”.

Мемуаристка заканчивает:

“После «казни» кто-то стал щипать перья – это надо делать, пока тушка не остыла…”

После этого к Путину прикрепилось прозвище “Ути-Пути”».

* * *

Как показывает практика психоанализа, образ палача в фантазиях детей с девиантными отклонениями достаточно широко распространен. Фрейд так писал об этом: «Страшная злость есть попросту самая ранняя, примитивная, инфантильная составляющая душевной жизни; мы можем обнаружить ее действие у ребенка, но отчасти мы не замечаем ее из-за ее небольших размеров, отчасти не принимаем всерьез…» Он отмечал также, что ребенок, регрессировавший к садистско-анальной стадии, связывает садистское влечение с уничтожением объекта.

На более поздней, фаллической стадии возникает комплекс кастрации. Мальчик боится кастрации в ответ на свои сексуальные фантазии и действия, а также как реализации отцовских угроз в связи с эдиповым соперничеством между отцом и сыном. Со времен Фрейда вопрос об угрозе кастрации неоднократно обсуждался: существует ли она реально и от кого исходит. То, что комплекс кастрации постоянно обнаруживается в процессе анализа, и то обстоятельство, что реальную угрозу далеко не всегда удается выявить, побудили искать основу страха кастрации в иной реальности, нежели угроза кастрации. Так, в качестве прообраза переживания кастрации его связывали с рядом травматических переживаний раннего детства, таких, как отрыв от груди и дефекация.

Страх кастрации тесно связан с эдиповым комплексом, который играет ведущую роль в структурировании личности и в организации сексуальных желаний у человека – психоаналитики считают его основной проблемой в психопатологии. В так называемой простой, или позитивной форме он представляет собой то, что нам известно из сказания об Эдипе: желание смерти соперника, то есть человека того же пола, и сексуальное желание по отношению к человеку противоположного пола; в своей негативной форме: любовь к родителю того же пола и порожденная ревностью ненависть к родителю противоположного пола. Прямым следствием развития функций эдипова комплекса, при наличии девиантных отклонений, являются, как было сказано выше, сексуальные извращения в форме садизма и мазохизма.

Фрейд отмечал в работе «Три очерка по теории сексуальности»:

«Склонность причинить боль сексуальному объекту и противоположная ей, эти самые частые и значительные перверзии, названы Krafft Ebing’ом, в обеих ее формах, активной и пассивной, – садизмом и мазохизмом (пассивная форма). Другие авторы предпочитают более узкое обозначение алголагнии, подчеркивающее наслаждение от боли, жестокость, между тем, как при избранном Krafft Ebing’ом названии на первый план выдвигаются всякого рода унижение и покорность.

Корни активной алголагнии, садизма, в пределах нормального легко доказать. Сексуальность большинства мужчин содержит примесь агрессивности, склонности к насильственному преодолению, биологическое значение которого состоит, вероятно, в необходимости преодолеть сопротивление сексуального объекта еще и иначе, не только посредством актов ухаживания. Садизм в таком случае соответствовал бы ставшему самостоятельным, преувеличенному, выдвинутому благодаря сдвигу на главное место агрессивному компоненту сексуального влечения.

Понятие садизма в обычном применении этого слова колеблется между только активной и затем насильственной констелляцией к сексуальному объекту и исключительной неразрывностью удовлетворения с подчинением и его терзанием. Строго говоря, только последний крайний случай имеет право на название перверзии.

Равным образом, термин “мазохизм” обнимает все пассивные констелляции к сексуальной жизни и к сексуальному объекту, крайним выражением которых является неразрывность удовлетворения с испытанием физической и душевной боли со стороны сексуального объекта. Мазохизм как перверзия, по-видимому, дальше отошел от нормальной сексуальной цели, чем противоположный ему садизм; можно сомневаться в том, появляется ли он когда-нибудь первично или не развивается ли он всегда из садизма, благодаря преобразованию. Часто можно видеть, что мазохизм представляет собой только продолжение садизма, обращенного на собственную личность, временно заменяющую при этом место сексуального объекта. Клинический анализ крайних случаев мазохистической перверзии приводит к совокупному влиянию большого числа моментов, преувеличивающих и фиксирующих первоначальную пассивную сексуальную установку (кастрационный комплекс, сознание вины).

Преодолеваемая при этом боль уподобляется отвращению и стыду, оказывавшим сопротивление либидо.

Садизм и мазохизм занимают особое место среди перверзии, так как лежащая в основе их противоположность активности и пассивности принадлежит к самым общим характерным чертам сексуальной жизни.

История культуры человечества вне всякого сомнения доказывает, что жестокость и половое влечение связаны самым тесным образом, но для объяснения этой связи не пошли дальше подчеркивания агрессивного момента либидо. По мнению одних авторов, эта примешивающаяся к сексуальному влечению агрессивность является собственно остатком каннибальских вожделений, т. е. в ней принимает участие аппарат овладевания, служащий удовлетворению другой онтогенетически более старой большой потребности. Высказывалось также мнение, что всякая боль сама по себе содержит возможность ощущения наслаждения. Удовлетворимся впечатлением, что объяснение этой перверзии никоим образом не может считаться удовлетворительным, и что возможно, что при этом несколько душевных стремлений соединяются для одного эффекта.

Самая разительная особенность этой перверзии заключается, однако, в том, что пассивная и активная формы ее всегда совместно встречаются у одного и того же лица. Кто получает наслаждение, причиняя другим боль в половом отношении, тот также способен испытывать наслаждение от боли, которая причиняется ему от половых отношений. Садист всегда одновременно и мазохист, хотя активная или пассивная сторона перверзии у него может быть сильнее выражена и представлять собой преобладающее сексуальное проявление».