Книга Дневник гауптмана люфтваффе - Гельмут Липферт

Реш, который приземлился передо мной, уже сообщил о наших двух победах. Как только я зарулил на стоянку, появились пилоты и механики 6-й эскадрильи, чтобы поздравить меня с моим «первым». Когда я выбрался наружу, то решил не останавливаться, пока не собью девять вражеских самолетов, и таким образом выполнить условие для награждения Железным крестом 1-го класса. Естественно, я должен был немедленно сообщить домой о своем успехе. Это был большой день для меня. Я был уверен, что стану хорошим пилотом, если удача не покинет меня.

С аэродрома Ростов-Северный мы через Кутейниково перебазировались в Славянскую[36]. Эта небольшая деревня имела большой аэродром, сильно раскисший от непогоды, с которого было непросто взлететь. Некоторая ловкость требовалась и для того, чтобы добраться до квартиры, не утонув в грязи. Я проживал в «комнате» маленького домика. Кроме того, нас каждую ночь навещали русские бомбардировщики. Как только начинали падать бомбы, сразу же появлялись дрожащие и кричащие хозяева моей квартиры, которые спрашивали, нельзя ли им остаться у меня. Они чувствовали себя в большей безопасности со мной.

Затем наступило 13 февраля 1943 г. Записи в моей летной книжке говорят, что это был богатый событиями день: «Текущий номер вылета: 28. Пилот: Липферт. Тип: Bf-109G-1. Дата: 13.02. Взлет: 13.30 — из Славянской. Посадка: 15.15 — в Красноармейском. Аварийная посадка после 105 минут полетного времени».

Тем временем 6-я эскадрилья в Славянской получила нового командира. Гауптман Реш был переведен в другую эскадру и вскоре не вернулся из боевого вылета[37]. Свой второй вылет из Славянской я совершил с новым командиром эскадрильи, кавалером Рыцарского креста обер-лейтенантом Денком[38], имевшим на своем счету 67 побед. Нашей задачей было ознакомление с районом боевых действий и разведка вражеских аэродромов.

«Шесть-один вызывает шесть-два, вы слышите меня?»

«Шесть-один от шесть-два, Viktor, Viktor!»

Радиосвязь была в порядке. Выполняя проверку связи, мы одновременно убрали шасси и закрылки и перевели рукоятку управления створками радиатора, в положение «автоматически». По другую сторону фронта все было тихо. Даже зенитная артиллерия не пыталась нас потревожить. Но кромка облаков, которая первоначально была на высоте 3500 метров, опускалась все ниже и ниже. Горы Кавказа полностью исчезли в облаках.

Мой ведущий летел в глубь русской территории. Нижняя кромка облаков была там приблизительно на 400 метрах. Мы летели непосредственно под ней. Внезапно мы увидели прямо под собой русский аэродром. Когда мы выполняли над ним круг, я заметил несколько легких самолетов, стоявших на краю аэродрома.

Меня охватил охотничий азарт. Я уже собирался попросить разрешения снизиться, когда в шлемофоне услышал: «Будем штурмовать. Держись ближе и стреляй вместе со мной!» Обер-лейтенант Денк выполнил полубочку и спикировал на один из припаркованных самолетов. Я выждал мгновение перед тем, как спикировать на ту же самую машину. Когда я приблизился к ней, увидел, что она уже горит, и обстрелял следующий самолет, но, однако, не добился успеха. Я слишком поспешно прицелился. Поэтому я набрал высоту вслед за ведущим и затем снова последовал за ним вниз для второй атаки.

Тем временем аэродром ожил, повсюду забегали люди. Затем мимо моего левого крыла пронеслась цепочка словно из красного жемчуга. Ага, эти парни стреляют! Но один пулемет, хотя и дико стрелявший, не мог помешать нам осуществить свой план. На сей раз я попал в самолет, в который целился. Его охватило пламя. На третьем заходе нас уже встречали трассеры со всех концов и углов аэродрома. В этой атаке невозможно было оставаться со своим ведущим. Я отвернул вправо и сделал круг над аэродромом.

Обер-лейтенант Денк поджег еще один самолет, но при наборе высоты произошло нечто ужасное. Он был на высоте 200 метров, когда его Bf-109 получил серию попаданий из счетверенного пулемета и взорвался. Горящие обломки самолета упали в середине летного поля. Я был почти парализован от шока. Что я должен делать? Можно ли кого-нибудь эвакуировать отсюда? И как я теперь найду дорогу домой? Дважды облетев аэродром на безопасном расстоянии, я затем попробовал дрожащей рукой найти свою карту, которую раньше запихнул под кресло. Когда я достал карту, то лихорадочно попытался сориентироваться. Одно было ясно: я должен покинуть это ужасное место. Без всякой сверки с картой я полетел вдоль железнодорожной линии, которая вела в юго-восточном направлении.

Если бы облака были выше, я, может быть, смог бы найти дорогу. Но я не мог подняться выше 400 метров, что колоссально усложняло ориентацию. Через несколько минут полета я начал сомневаться, что лечу в правильном направлении. Горы должны были быть южнее, но облака там опускались до самой земли. Я решил, что ошибаюсь, и, кардинально изменив курс, полетел по компасу на северо-запад. Возможно, я так мог достичь Ростова. Но вскоре пришлось отказаться и от этой идеи. То, что было моим спасением, несомненно, находилось на западе. Держа курс на запад, я должен был достичь Азовского моря и, если топливо закончится, смог бы повернуть к берегу и совершить вынужденную посадку.

Волна ледяного холода снова прошла по моему телу. Я посмотрел на часы и увидел, что нахожусь в воздухе больше часа; вероятно, красная лампочка горела уже в течение некоторого времени. Я совершенно забыл про нее. Когда эта красная лампочка на приборной панели загоралась, это означало, что топлива оставалось на десять минут полета. Если гибель моего ведущего поставила меня на грань нервного срыва, то последнего «открытия» было достаточно, чтобы заставить меня полностью потерять голову. Внизу были только русские, которые с изумлением смотрели на одинокий самолет.

Действительно ли подо мной была земля, или я уже был над заливом Азовского моря или затопленной Кубанью? Под собой я видел много воды, в которой плавали куски льда и снега, и несколько маленьких темных участков земли. Затем меня неожиданно пронзила мысль: «Если ты хочешь когда-нибудь вернуться на немецкую территорию, то должен выбрать место, приземлиться, выяснить, где находится линия фронта, и снова взлететь». Это была совершенно абсурдная идея, но я не видел никакого другого выхода.

Пока я искал подходящее поле, еще раз взвесил все свои шансы: для любого новичка взлет и особенно посадка на «сто девятом» были маленьким подвигом. Я же собирался попытаться сделать это, не зная направления ветра и состояния поверхности.

Я приготовился к приземлению. Было ясно, что самолет мог перевернуться, завязнув колесами в раскисшей земле. Я даже не осмеливался думать о трудностях взлета.