Книга Киплинг - Александр Ливергант

Литературные увлечения Радди не были для его родителей сюрпризом. Алиса, с присущей ей афористичностью, говорила, что «Радди пишет обеими руками и авторучкой во рту». Эту материнскую метафору Киплинг, к слову сказать, «реализовывал» всю жизнь: все ручки и карандаши в его кабинете были нещадно изгрызаны. Алиса и Джон Локвуд понимали, что сыну «не светят» ни университет — из-за недостатка средств, ни армия — из-за недостатка здоровья, и уже в декабре 1881 года, вскоре после выхода в свет «Стихов школьника», Джон Локвуд пишет приятелю, что намеревается в следующем году отозвать Редьярда в Индию и устроить его на работу в газету — один из владельцев аллахабадского «Пионера» и лахорской «Гражданской и военной газеты» сэр Уильям Раттиган был, по счастью, его хорошим знакомым. «Оксфорд нам не потянуть, — пишет он, — да и Радди изо всех сил стремится к жизни и работе настоящего мужчины». Одно время работой, достойной «настоящего мужчины», юный Киплинг посчитал медицину, непременно хотел выучиться на доктора, однако довольно быстро оставил эту затею. Знакомый его старшей тетки посоветовал сводить юношу в морг, после посещения которого Радди признался сестре: «Ох, Дитя, сказать по правде, меня потом рвало так, что, кажется, я выблевал всю свою бессмертную душу!»

Работа еще только маячила на горизонте, а настоящим мужчиной шестнадцатилетний Киплинг себя уже ощутил — он влюбился. Предметом его увлечения стала приятельница сестры Трикс, жившая вместе с ней в том самом злосчастном Лорн-Лодже. Отправившись в Саутси забрать из пансиона сестру, Радди — в точности как незадачливый герой его же собственного рассказа «Ресли из департамента иностранных дел» — «с первого взгляда, без всякой видимой причины, вопреки здравому смыслу» влюбился в пятнадцатилетнюю Флоренс Гаррард, «юную деву с прерафаэлитским ликом», чем она, видимо, и завоевала сердце юного почитателя Морриса и Бёрн-Джонса. Мало сказать, влюбился: перед самым своим отъездом в Индию он буквально вымолил у довольно равнодушной «прерафаэлитки» и не слишком одаренной (как в дальнейшем выяснилось) художницы помолвку, которую та спустя два года разорвала, о чем в июле 1884 года известила жениха письмом. На этом, правда, история первой любви Редьярда Киплинга не кончилась, а верней, не совсем кончилась. Влюблен был Редьярд, как видно, очень сильно, ибо спустя два года после одностороннего расторжения помолвки, осенью 1885-го, в письме кузине Маргарет Бёрн-Джонс он просит ее узнать «про некую девицу по имени Фло Гаррард», которая тогда училась в знаменитой лондонской художественной школе «Слейд». «Очень хочу знать, — пишет двоюродной сестре Киплинг, — как она живет, что поделывает… Я бы не обращался к тебе с этой просьбой, но мне ужасно не хватает от нее вестей». Появились «вести» лишь спустя шесть лет. Уже известным писателем он повстречал, причем совершенно случайно, свою суженую — к слову, прототип Мейзи, безответной любви Дика Хелдера из романа «Свет погас», — на лондонской улице; любовь, как пишут в душещипательных романах, «вспыхнула» было вновь, они пару раз встретились и вновь расстались — на этот раз навсегда.

20 сентября 1882 года семнадцатилетний Редьярд Киплинг, без пяти минут профессиональный литератор и жених, поднимается на палубу парохода «Бриндизи», следующего по маршруту Тилбери — Бомбей. Спустя месяц, в конце октября, остановившись на несколько дней в Порт-Саиде, этом, по определению Киплинга, «грозном и нерушимом пограничном пункте между Востоком и Западом», где сражением под Тель-Эль-Кебиром незадолго до этого закончилась победоносная война Британской империи против Египта, он прибыл в Бомбей, откуда на поезде ехал еще трое суток за тысячу миль на северо-запад в Лахор. В Лахоре, как мы уже знаем, директором художественной школы «Майо» и куратором местного музея с 1875 года работал Джон Локвуд, и здесь же находилась основанная десять лет назад «Гражданская и военная газета», идеологический оплот Британской Индии на северо-западе страны.

Поскольку о Британской Индии Киплинг писал много, долго в ней жил и хорошо ее знал, зададимся вопросом: а что такое эта самая Британская Индия? Какова миссия британцев Киплингов в порабощенной стране, которая стала их домом на много лет и которую они всей семьей так полюбили? Неоднозначная. Двоякая. И разрушительная, и созидательная. Разрушительная, поскольку англичане — вначале, до середины XIX века посредством частной Ост-Индской компании, затем силами государства — осуществляли последовательную и безжалостную колониальную экспансию, умело и цинично используя династические распри, вели войны руками самих индийцев, которых нещадно эксплуатировали и на которых наживали несметные богатства. Созидательная, ибо без Англии в стране еще долго не прекращались бы феодальные междоусобицы, не было бы оплота сегодняшней индийской демократии — системы местного самоуправления, не развивалась бы так быстро промышленность, не выросли бы принадлежащие местному населению мануфактуры, джутовые и хлопчатобумажные фабрики. Англичане, которых в Индии на рубеже веков насчитывалось до четырех миллионов человек, строили в «жемчужине Британской империи» железные дороги, мосты и ирригационные сооружения, закладывали чайные плантации, выпускали газеты, учреждали суды, полицию, открывали университеты и музеи. Джон Локвуд, его музейная, научная, художественная деятельность в Индии — не наглядный ли это пример созидательной, а не только разрушительной роли Pax Britannica?

А между тем опять, уже в третий раз, планы сына не совпали с планами родителей. Радди хотел бы остаться в Лондоне и сочинять стихи, а родители хотели, чтобы он жил с ними в Лахоре и писал репортажи в местную газету. В том, что такое «работа настоящего мужчины», Джон Локвуд Киплинг и Редьярд Киплинг разошлись. По счастью, ненадолго.

Глава третья «РАДДИ, ЭТО БЫЛО НЕ ТАК УЖ ПЛОХО»

В автобиографии это время Киплинг назовет «семилетней каторгой». «Меня в этой стране (Англии. — А. Л.) считают молодым, — напишет он вначале 1890 года своему другу, поэту и издателю Уильяму Эрнсту Хенли, — но ведь у меня за спиной семь лет Индии, а эти годы не делают человека ни моложе, ни веселее». Ему, конечно, виднее, однако рискнем с ним не согласиться: семь лет, годы с 1882-го по 1889-й, были пусть и не легким, но едва ли не лучшим временем в его жизни. Моложе он не стал точно, веселее — скорее всего, тоже, но, во-первых, он делал дело, к чему всегда стремился. И не одно: ездил по стране, писал очерки в газету, редактировал написанное другими и им самим, набирался жизненного и литературного опыта. Как сказал бы Коля Красоткин, — «наблюдал реализм», который, поскольку реализм этот был индийский и экзотический, спустя несколько лет воспринят был в Англии романтизмом чистой воды, а критиками спустя десятилетия окрещен «неоромантизмом».

А во-вторых, он нашел себя как писатель — работа в англо-индийской прессе дала ему богатый жизненный и не менее богатый литературный материал. И, почти сразу же, обрел своего читателя. Сначала это были всего лишь родители и сестра, соавторы по домашнему журналу. Потом — несколько десятков гражданских лиц и несколько сот английских офицеров — подписчиков лахорской «Гражданской и военной газеты», куда его устроил, сдержав слово, по возвращении из Англии отец. Потом — многочисленные читатели самой в те годы авторитетной в Индии газеты «Пионер», в которую из «Гражданской и военной газеты», «маленькой сестры великого „Пионера“», перешел Киплинг. И, наконец, — лондонский читатель, куда более взыскательный и искушенный.