Книга Приговоренный - Сергей Самаров

Я вынужден был все изложить. Откровение всегда вызывает такой же ответ. Расписной сознался в том, что он сделал, мне пришлось поступить так же. Я начал рассказ с капитана Полуэктова и водителя-рядового, попавшего в реанимацию из-за передозировки, и только потом перешел к случаю на автозаправке.

— Мент, говоришь, туда с автоматом бежал? Неужто ты не понял, что он крышевал того парня? Это же обычное дело. Такие продавцы без защиты не работают. А у мента крыша где-то повыше. Может, в Следственном комитете. Рюкзак скорее всего у мента остался. А в нем этого дерьма на несколько миллионов поместится. Может, не в наших деревянных, а в зелени, — растолковал мне ситуацию расписной. — Короче говоря, влип ты, капитан, по полной программе. Тем более что сам в сознанку пошел. Но я тут на вертухаев посмотрел. Как они сразу к твоей шконке скакнули. Думали, это ты покойник. Тогда-то я и понял, что до суда ты вряд ли доживешь. Станут из камеры в камеру переводить. Отбиваться замучаешься. Ночью спать не сможешь. Будешь ждать нападения. Они кого-нибудь подсадят. Или попытку к бегству организуют.

— Что посоветуешь? — спросил я, впрочем, не испытывая особого беспокойства.

— Это все тоже не сразу, — вмешался в разговор Стас Копра. — Сегодняшние вертухаи просто придурки. Особенно этот, с большой афишей. Но им на смену умные придут и тоньше работать будут. Тебя уберут, как только рюкзак найдут. А он, я думаю, у того мента на автозаправке. Его отследят, когда он торговать начнет. Если жадный и неосторожный, сам глупый и жена у него стерва, то сразу может этим заняться. Но способен и затаиться на какое-то время. Тогда его просто трясти начнут. Запоет мент, будь уверен. А потом уже и за тебя возьмутся.

— А что тут можно посоветовать? — сказал расписной и пожал плечами. — Только когти рвать. Передай друзьям маляву. Сам отослать не сможешь, напиши, я пошлю по своим каналам. Пусть организуют что-нибудь. Вы же спецназ ГРУ, все можете.

А я, между прочим, представлялся в камере командиром роты, но не спецназа ГРУ, а военной разведки. Конечно, допустимо, что расписной считал, будто это совершенно одно и то же, не знал, что военная разведка состоит не из одного спецназа. Но эти его слова тоже что-то значили.

— Подумаю, — сказал я, в задумчивости опустив голову.

Глава 2

Да, перелом скорее всего был многооскольчатый. Я подумал, что это вполне достаточная причина, чтобы не просто взять больничный лист, но даже в госпиталь лечь. Однако подполковник Наби Омаханович Халидов такой возможностью почему-то не воспользовался.

По следам крови на его гипсовой повязке я сразу определил, что добрые доктора делали операцию старшему следователю. Если бы перелом не был многооскольчатым, то она была бы не нужна. А здесь хирург полосовал кисть вдоль и поперек. Потом медсестра гипс наложила, чтобы осколки, составленные в единое целое на манер мозаики, хотя бы частично срослись. Лекари наверняка пытались заставить следователя лечь в госпиталь, но он, как мне думается, отговорился необходимостью отремонтировать генеральские часы с кукушкой и от стационара отказался.

В прошлый раз он мне не представлялся, не счел нужным. Но когда меня ближе к вечеру доставили к нему на допрос, я прочитал табличку, привинченную к его двери. Ночью ее там еще не было. Видимо, Наби Омаханович только-только в кабинет заселился. Потому и не знал, что его сосед-генерал любит работать ночами.

Я подозревал, что старший следователь в моем деле — лицо заинтересованное. Но такие соображения требовалось подтвердить, а, находясь в камере, сделать это было сложно.

Да и нужно ли было этим заниматься? Как изменилась бы ситуация, в которую я угодил? Сменился бы, предположим, следователь. А кто сказал, что другой окажется лучше? Не будет готовить убийство? Это тоже не факт.

Вдобавок Халидов вполне мог договориться с этим самым другим следователем. У них здесь, как я слышал, круговая порука. Так по всей республике дело поставлено, и бороться с этим — не моя задача. Да и не по силам мне такая проблема.

Единственная польза, которую мне удалось извлечь из поездки в Следственный комитет, состояла в том, что меня отвозили туда вместе с парнем по кличке Копра, который был привлечен за ограбление дома какого-то правительственного чиновника. У него был свой допрос и следователь, у меня свой, с подполковником Халидовым. Везли нас в отдельных клетках, но толстые прутья не мешали нам разговаривать. Общались мы тихо, а вертухай, который ехал за пределами наших клеток, рядом с задней дверью, быстро заснул.

Автозак был почти новый, имел хорошие, еще не пробитые амортизаторы. В мягкой машине любого могло бы укачать. Даже Копра клевал носом, тем не менее слушал то, что я ему передавал шепотом.

Для начала я поинтересовался, давно ли он знает расписного.

— Вообще не знаю. Я ведь сказал уже, что этих двоих в камеру ко мне перевели за пятнадцать минут до твоего прихода. Но мне он показался серьезным парнем.

— Он тоже наседка. Наверное, главная, если так вот запросто своим напарником пожертвовал. Может, просто конкурента убрал.

Нас уже допрашивали по поводу ночного происшествия. Но все мы одинаково показали, что спали и ничего не слышали. Те допросы проводились прямо в СИЗО. В них участвовал сотрудник Следственного комитета, какой-то капитан, вежливый и почти испуганный. Еще бы не бояться! На него взвалили дело, раскрыть которое скорее всего будет невозможно.

Главным подозреваемым по-прежнему считался я, специалист по рукопашному бою, человек, неплохо обученный искусству сворачивать недругам шею. Но капитану следовало еще доказать, что я обрел в камере заклятого врага, которого и прикончил голыми руками. Честно говоря, я опасался, что расписной вдруг скажет, будто видел, как я вставал ночью и ходил по камере.

Здесь передо мной во весь рост поднималась дилемма. Вернее сказать, она касалась другого человека. Что было важнее для расписного: приписать мне еще одно убийство или втереться в доверие? Видимо, он выбрал второе. Не исключено, что ему на допросе, проводимом там же, в СИЗО, кто-то посоветовал поступить именно так. Втереться ко мне в доверие и узнать, куда подевался рюкзак, набитый наркотой.

Что касается капитана, то вид у него был слишком уж расстроенным. Я подозревал, что ему умышленно дали вести дело, которое раскрыть невозможно, чтобы снять с должности. Видимо, на это место уже был подобран другой кандидат, обладающий достаточными связями. Даже до меня, прежде не имеющего ни малейшего отношения к местной юриспруденции, доходили слухи о подобных методах подбора здешних правоохранителей.

— Ты уже доказал, что твой базар серьезный, когда Бобу предъявил. Что на этот раз скажешь?

— Откуда расписной знает, что я командую ротой спецназа ГРУ? А он в курсе.

— Ты же сам представлялся.

— Я назвал себя командиром роты военной разведки. А это не одно и то же. Такие подразделения существуют при каждом военном округе. Но они не имеют отношения к спецназу ГРУ. А расписной предложил мне организовать побег именно через эту контору. Я теперь думаю, что кому-то выгодно и спецназ ГРУ подставить, и найти рюкзак торговца наркотой, которого я пристрелил. Ты не подскажешь, как мне передать своим маляву, мою собственную, настоящую? Я почти уверен в том, что через каналы расписного ее все равно передадут кому-то из моих командиров. Только она будет не мной написана. Добудут где-то образец моего почерка и подделают его. Специалиста по этой части найти несложно. Самый плохой художник сумеет сделать. Можно и печатные буквы изобразить, якобы для конспирации. Значит, мне необходимо отправить свое послание по другому каналу.