Книга История завоевания Константинополя - Жоффруа де Виллардуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Две недели спустя явился маркиз Бонифаций Монферратский, который пока еще не присоединился к армии, вместе с Матье де Монморанси, Пьером де Брасье и многими другими доблестными рыцарями. А спустя еще пятнадцать дней, в свою очередь, возвратились послы из Германии, которые прибыли от короля Филиппа и от юного наследника Константинопольского. Сеньоры собрались во дворце, где тогда расположился дож Венеции, и здесь послы передали доставленное ими послание.
«Сеньоры, – сказали они, – нас послал к вам король Филипп и сын императора Константинопольского, который приходится братом его жене. Сеньоры, – просил передать король, – я посылаю к вам брата моей жены и отдаю его на милость десницы Божей – да убережет Он его от смерти! – и в ваши руки. Так как вы отправляетесь сражаться за Божье дело, за право и за справедливость, то должны, коли можете, возвратить наследственное достояние тем, у кого оно было неправедно отобрано. Принц Алексей заключит с вами соглашение на наилучших условиях, которые когда-либо предлагались кому-либо, и окажет вам самую щедрую помощь, чтобы помочь вам отвоевать заморские земли.
Первым делом, коли Богу будет угодно позволить, чтобы вы возвратили принцу его наследие, он отдаст всю свою империю в подчинение Риму, от которого она некогда отложилась. Далее, поскольку он знает, что вы поизрасходовались, и сейчас у вас ничего нет, он даст вам 200 тысяч марок серебром и провизию для всей вашей армии, начальникам и рядовым воинам. Более того, он сам отправится с вами в Египет с десятью тысячами воинов за свой счет или, если вы пожелаете, пошлет с вами такое же количество своих людей. И более того, все дни своей жизни он будет содержать в заморских землях на свой счет пятьсот рыцарей.
Сеньоры, – добавили послы, – мы имеем все полномочия, чтобы заключить такое соглашение, если вы со своей стороны готовы принять его условия. И знайте, что столь щедрое соглашение никогда не предлагалось кому-либо и что тот, кто откажется заключить его, тот, значит, вовсе не имеет большой охоты к завоеваниям».
Предводители крестоносцев сказали, что обсудят суть дела. На другой день было назначено всеобщее собрание; и, когда все собрались, им были изложены условия соглашения.
Возникло большое расхождение во мнениях. Говорил и аббат-цистерцианнец из Во, поддерживая тех, кто хотел роспуска войска. Они заявили, что ни в коем случае не дадут своего согласия, потому что это значило бы выступить против христиан. Они не для того оставили свои дома и, со своей стороны, хотят идти в Сирию.
Другая же сторона отвечала им: «Почтенные сеньоры, в Сирии вы ничего не сможете сделать, и вы скоро убедитесь в этом сами, если оцените судьбу тех, кто оставил нас и отплыл в другие гавани. И мы должны настоять, что только на пути через Египет и Грецию мы можем надеяться отвоевать заморские земли, если вообще это когда-нибудь случится, а коли мы откажемся от этого соглашения, то навсегда будем покрыты позором».
Вот так пошел разлад в войске. И не стоит удивляться, что в раздорах были миряне, если даже монахи из ордена цистерцианцев, сопровождавшие армию, тоже не соглашались друг с другом. Аббат из Лоса, муж весьма святой и праведный, а также и другие аббаты, которые держали его сторону, проповедовали и взывали к войскам под угрозой отлучения от церкви – во имя Бога удержать войско в целости и заключить это соглашение, ибо, как они предупреждали, «нам предлагают наилучшую возможность отвоевать заморские земли». А аббат из Во и те, кто держал его сторону, многократно обращались к армии, утверждая, что план другой стороны – сущее зло и что надо бы отправиться в Сирию и содеять там то, что сумеют.
И тогда маркиз Монферратский и Балдуин, граф Фландрии и Эно, и граф Луи де Блуа, и граф Гуго де Сен-Поль, вместе со своими сторонниками вмешались в диспут и сказали, что заключат это соглашение, ибо будут опозорены, коли отвергнут его. Они отправились во дворец дожа, куда были вызваны послы, и заключили договор на условиях, о которых уже упоминалось, скрепив его подписями и печатями.
Должен поведать вам, что только двенадцать человек принесли клятву со стороны французов, а больше никого не удалось убедить. Первым поклялся маркиз Монферратский, а после него – граф Балдуин (Бодуэн) Фландрский, граф Луи Блуаский и Шартрский, и граф Гуго де Сен-Поль, и восемь других, которые держали их сторону. Так заключено было соглашение, и подписаны грамоты, и назначен срок, когда прибудет молодой наследник; и сроком этим был определен пятнадцатый день после Пасхи.
Всю эту зиму французское войско провело в Задаре, будучи настороже в ожидании действий короля Венгрии. Могу заверить вас, что в сердцах у людей не было покоя, ибо одна из сторон постоянно вела дело к распаду войска, а другая старалась сохранить его в целости.
Многие из рядового состава дезертировали и скрылись на купеческих кораблях. На одном бежали почти пятьсот человек, но все расстались с жизнью, утонув. Другая группа бежала сушей и собиралась безопасно пройти через Склавонию (Хорватию); но жители ее напали на них и многих поубивали; а те, что уцелели, прибежали обратно в крестоносное войско. И таким образом, с каждым днем наши силы уменьшались. В это самое время Гарнье де Борланд, который прибыл к нам из Германии и занимал высокий пост в войсках, договорился с каким-то купеческим судном и оставил армию, за что его сильно хулили.
Несколько погодя один из знатных французских сеньоров Рено де Монмирай, при поддержке графа Луи, упросил, чтобы его отправили в посольство в Сирию на одном из кораблей нашего флота. И он сам, и его рыцари на святом Евангелии поклялись, что все, кто с ним отправятся, не позже чем через пятнадцать дней после того, как прибудут в Сирию и выполнят свое поручение, вернутся к войску. С этим условием он и уехал, а вместе с ним его племянник Эрве де Шатель, Гийом, наместник епископа Шартрского, Жоффруа де Бомон, Жан де Фрувиль, его брат Пьер и многие другие. Но все они не сдержали своих клятв, ибо в войско так и не вернулись.
В это время в войска пришла весть, которая очень обрадовала всех. Флот из Фландрии, о котором я уже говорил, прибыл в Марсель. Жан де Нелль, шателен Брюгге, который командовал этими силами, вместе с Тьерри, сыном графа Филиппа Фландрского, и Николя де Майи сообщили графу Балдуину Фландрскому, своему сеньору, что зазимуют в порту Марселя. Они попросили сообщить им свои указания и заверили его, что исполнят все, что он им повелит. И по совету дожа Венеции и других сеньоров он приказал им в конце марта отправиться в путь и прибыть для встречи с ним в гавань Медони (совр. Метони на юго-западе Пелопоннеса в Греции. – Ред.) в Восточной Римской империи. Увы! Они повели себя очень плохо, не сдержали своего слова, а отправились в Сирию, где, как они должны были знать, им не свершить никаких подвигов. И могу заверить вас, сеньоры, что, если бы Бог не возлюбил наше войско, оно не могло бы уцелеть, когда столько людей стремились причинить ему зло.
