Книга Август. Первый император Рима - Джордж Бейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем на улице собралась толпа, которая стала требовать присутствия консула. При его появлении кто-то крикнул: «А что будет с тобой?» Очень медленно Антоний стал расстегивать свою тунику и обнажил под ней кольчугу. Это вызвало взрывы смеха. Раздались крики, призывавшие наказать убийц Цезаря, были и крики, взывавшие к примирению сторон, которых было довольно много.
«Мы все стремимся к миру, – произнес Антоний, обращаясь к последним. – Его легче достичь, если убийство Цезаря не станет служить подтверждением того, насколько ненадежны могут быть раздаваемые обещания. – И, повернувшись к жаждущим отмщения, он сказал: – Очевидно, вы верны клятвам и обещаниям, вами данным. Я был бы на вашей стороне, если бы не был консулом, который прежде всего должен заботиться об общественном благе, а не защищать то, что правильно в теории. Так же думают и собравшиеся там, – продолжал он, указывая на сенат. – Без сомнения, Цезарь думал так же, когда он ради общего блага простил и отнесся дружелюбно к людям, которые при первой же возможности его убили».
Речь была весьма хитрой и обтекаемой. Лепид, обращаясь к стоявшим с ним рядом, гнул ту же линию. Когда после некоторого перерыва они вернулись в сенат, толпа явно полевела под влиянием таких споров. Долабелла все еще взывал к отцам-сенаторам, когда консул занял свое место. Антоний не без удовольствия наблюдал за происходящим и в должное время поднялся для произнесения речи. Теперь он стал излагать собравшимся истинные причины, по которым нельзя аннулировать распоряжения Цезаря. Они были направлены на пользу государства, отозвать их было бы несправедливо по отношению к римскому содружеству, многие из постановлений и контрактов нельзя расторгнуть в одностороннем порядке; один хороший пример тому, напомнил он слушателям, множество воинов-ветеранов по всей Италии, которые сейчас ждут исполнения обещаний по поводу раздачи земли. Рискнут ли они отказать этим людям, опытным воинам, только потому, что Цезарь в конституционном смысле чисто технически был узурпатором? Прошлой ночью они были свидетелями случившегося – на такие действия могут пойти и отставные солдаты. Перед лицом всего этого осмелятся ли они пройти через обычный ритуал проклятия тирана? Он торжественно предостерег сенаторов против последствий их предубежденности в отношении Цезаря и закончил формальной процедурой голосования за сохранение указов и намерений Цезаря, после которой в знак доброй воли объявил, что дело об убийцах Цезаря останется без разбирательства ради их семей и друзей.
Это его предложение было принято и проведено сенатом – хотя и несколько растерянным – как наиболее предпочтительное для государства. Сторонники заговорщиков считали, что это решение было принято исходя из принципов целесообразности, а не с точки зрения абстрактного права. Антоний не собирался с ними спорить. Он согласился гарантировать им эту поправку, поскольку выиграл в главном – в ратификации указов Цезаря.
Затем представители от воинов-ветеранов потребовали декрета, ясно подтверждавшего их права на получение земли. Антоний согласился, провел соответствующее постановление и проследил, чтобы сенат проголосовал. Затем все поднялись с мест, и все выглядело так, словно заседание этого критического дня закончилось.
Еще до того, как разошлись сенаторы, случился любопытный и неприятный эпизод. Небольшая толпа сенаторов окружила Луция Пизона, душеприказчика Цезаря, они убеждали его, что не стоит публично оглашать завещание Цезаря и устраивать общественные похороны ввиду опасности народных выступлений. Ни один из Пизонов не любил грубого обращения, и Луций не был исключением. Когда толпа сенаторов увидела, что он никак не реагирует на их требования, они пригрозили привлечь его к суду за обладание средствами, которые должны пойти в государственную казну, то есть они фактически утверждали, что средства Цезаря были получены незаконным путем за счет государства. Они ожидали, что Луций Пизон испугается, однако он потребовал возобновления сессии.
Что и было сделано. Когда сенаторы расселись по местам, Пизон доложил, как только что его пытались запугать. Он сказал, что все эти люди, которые столь гордились убийством тирана, – сами мелкие тираны и что они дошли до того, чтобы запретить ему организовать похороны великого понтифика, пригрозив при этом и настаивая, чтобы он не обнародовал его завещание, грязно намекая на то, что деньги украдены из народной казны. Очевидно, продолжал Пизон, эти люди согласны ратифицировать законность деятельности Цезаря, когда это касается их лично, но не готовы подтвердить ее правомерность, когда дело касается самого Пизона. Он оставил вопрос о похоронах Цезаря на усмотрение сената, заявив напоследок, что оглашение его завещания было доверено ему и от этого он никогда не отступится, если кто-нибудь не убьет и его тоже.
Эти замечания, которые, возможно, не испугали сторонников примирения, вызвали негодование среди части сенаторов, но в результате стало ясно, что все следует расставить по местам и окончательно решить, – поэтому постановили, что Цезарь должен быть похоронен за общественный счет, а его завещание публично обнародовано. На этом заседание было закрыто.
Вынесенная резолюция возымела мгновенные последствия. Аттик уверял Цицерона, что публичные похороны Цезаря означают конец олигархии; однако ни он, ни Цицерон не в силах были этого предотвратить. Тот механизм, который он привел в действие и который работал даже после его смерти, сделанные им назначения заставили даже его врагов подтвердить законность его деятельности; не было возможности принять одно и одновременно отклонить другое – подтверждение законности относилось ко всему. Однако те, кто задумывался над тем, что же произойдет после публичного оглашения завещания и торжественных его похорон, должно быть, внутренне дрожали. Беда стояла у порога.
Брут и Кассий сделали все возможное, чтобы опередить противников. Как только они поняли, что требования людей определились – будь то человек с улицы, маленький человек и труженик, – они созвали народное собрание на Капитолии. Аудитория собралась многочисленная, и Брут обратился к ним.
Он и его друзья, говорил он, не сделали ничего, за что им нужно извиняться. Они обращаются к согражданам, поскольку им угрожает опасность. Было сказано, что никто не назвал определенно и достоверно, что, собственно, они совершили. Брут пришел, чтобы ответить на обвинения народа.
Поэтому он созвал людей, чтобы его выслушали.
Брут признал, что он и его друзья были среди тех, кому Цезарь по собственной инициативе даровал прощение за все, что он, Брут, совершил во время гражданской войны, подтвердив это клятвой. Но никто не собирался принимать эту клятву как прикрытие для будущего и для прошлого, даже друзья Цезаря не думали, что эта клятва будет служить прикрытием его будущих поступков. И если бы Цезарь никогда не совершал противозаконного действия по отношению к тем, кто давал эту клятву верности, тогда, без сомнения, все они были бы клятвопреступники. Однако факты говорят об обратном. Он не восстановил нормального управления государством, но поставил во главе всего себя. Намереваясь отправиться в длительную экспедицию, он отнял у народа право избирать и лично делал назначения на долгий срок вперед. Он упразднил двух трибунов, хотя с незапамятных времен они обладали правом неприкосновенности. Это нарушение священного права неприкосновенности – вещь гораздо более серьезная, чем нарушение клятвы верности, данной Цезарю им и его друзьями, клятвы, которую они дали лишь под давлением обстоятельств. Наконец, Цезарь прибрал к рукам финансы государства и не представил никакого отчета.