Книга Чужая сила - Андрей Васильев

Как я уже сказал, меня всегда радовала ночь, с её относительной тишиной и аурой некой тайны, которую люди до сих пор не разгадали, но сегодня почему-то я ощущал связь с ней особенно остро.

Более того – топая по парку, я с удивлением отметил тот факт, что стал лучше видеть в темноте. Например, раньше я точно не мог разглядеть статуэтки на детской площадке, которая оставалась слева от меня, а сегодня – пожалуйста, да так отчетливо, что только диву даться можно.

Впрочем, это было меньшей из странностей. Когда в кустах, которые я миновал, подала голос какая-то ночная птица, то я безошибочно мог сказать, на какой из веток она сидит. Мало того – я откуда-то знал, что называется она «зарянка». Следом за этим в голову полезли совсем уж странные мысли о том, что надо бы запомнить место и следующей весной, в конце апреля, но не позже, сюда наведаться и загадать желание. А если повезет – то и свистнуть из ее гнезда яйцо, в хозяйстве все пригодится. Главное – не забыть прочитать при этом заговор и снять с себя проклятие, которое после этого непременно может ко мне прилипнуть.

Весь этот шквал странных мыслей и не менее странных желаний так захлестнул меня, что я даже остановился и потер лоб.

Ладно. Предположим, про «зарянку» эту я по телевизору мог слышать, я программы «Нэшнл географикс» смотрю охотно, при возможности. Но что за чушь с желаниями и яйцами, это-то откуда у меня в голове взялось?

И что примечательно – мысли странные, непонятные, но при этом они кажутся мне совершенно естественными и привычными.

Может – все? Может, пора на прием к психотерапевту? У нашего брата офисного служителя всякое случается. Стрессы, злоупотребление анксиолитиками и даже нейролептиками, стабильный недосып – это все не ведет к крепкому психическому здоровью. Вон мне приятель рассказывал, как у них один паренек из отдела продаж накануне отчета перед собственниками поехал умом, решив, что он скрепочка из «Worda». В старой версии такая была, «помощником» называлась. Реально решил, что он скрепочка, задорно моргал глазами, предлагал дружить всем окружающим и забавно сучил ногами и руками.

Хотя – не связывается. Бред – он такой бред, но каким бы он ни был, он всегда основан на знаниях, уже имеющихся у человека в багаже. Постороннее, неизвестное его составлять не может. И опять выходит, что птичка – ладно, она может в нем фигурировать. А ее яйцо на пару с проклятием – нет.

Я помассировал виски и глубоко вдохнул воздух. Он был чуть сыроватый и одновременно очень сладкий. В нем смешались ароматы земли, чуть подопревшей листвы, свежей травы.

Здесь, в этом уголке парка, все напоминало настоящий лес. Дорожка здесь была, а вот фонари почему-то ставить не стали, как видно, в заботе о парочках, которые именно здесь ошивались чаще всего. Такая «лав зона».

Сейчас тут было пустынно, то ли не пришел сюда никто, то ли разошлись уже все. Оно и хорошо, лишними сейчас были бы для меня люди, они нарушили бы гармонию, которая внезапно меня захлестнула.

Голова чуть закружилась, я прикрыл глаза и неожиданно для себя улыбнулся – на сердце стало очень легко, появилось ощущение, что еще чуть-чуть – и я подпрыгну в воздух и полечу. У меня такого с детства не было, лет с семи. Где-то в этом возрасте я перестал верить в то, что люди могут летать. Если не ошибаюсь, это случилось в тот день, когда я пошел в школу, а мой старший братец ехидно сообщил мне, что вся эта канитель на одиннадцать лет.

Но и это было еще не все. Лес вокруг меня был полон звуков, на которые я раньше не обращал внимания. Я слышал, как вон под той елкой ползет змея, причем знал, что это не просто змея, а гадюка. А под корнями дуба, старого, который помнит еще те времена, когда отсюда до Москвы день езды был, ворочается барсук, тоже очень старый и умудренный жизнью. Хотя – каким он еще может быть, если в городском парке умудрился выжить и ни разу никому на глаза не попасться?

А еще вон там, совсем недалеко от меня, рядом с осинами в земле кто-то копается.

Я решил ничему не удивляться, вгляделся повнимательнее и сделал десяток шагов в сторону от дорожки. И вправду, рядом с тремя осинками, в лунном свете, я увидел маленькую сгорбленную фигурку с небольшой лопаткой в руке. Она, сопя, перерубала корешок дерева. Даже не перерубала, а перетирала, поскольку инструмент у нее был деревянный. Странно, почему бы не использовать обычный металлический садовый инвентарь?

– Погибнет же зеленое насаждение, – не найдя ничего лучшего, сказал я. – Жалко.

– Да вот еще, – дебезжаще-ворчливо ответила мне фигурка. – Это осина, ее ни одна холера не возьмет. А когда мне еще осиновый корень брать, если не сегодня? Макушка лета скоро, самое время. Иди, иди отсюда.

И бабка (а кто же еще?) махнула рукой.

– А зачем вам этот корень? – заинтересовался я.

Ну а почему бы не спросить? Раз уж вокруг сплошные странности, то надо понять, что к чему. Правда, вокруг стало как-то потемнее – на луну наползло небольшое облачко и скрыло ее.

– Так, – старушка прекратила орудовать лопаткой и выпрямилась. – А ты кто такой? Меня увидел, уйти – не ушел, хоть я тебя и гоню.

Она повернулась ко мне, и я увидел вовсе не старческое лицо. Никакая это не старушка, а вполне себе красивая молодая женщина. Невысокая – да, вовсе не старая и не горбатая, как мне показалось с самого начала. Жалко только луна скрылась, до конца черты ее лица не различишь.

– Здрасьте, – заулыбался я.

– Здрасьте, здрасьте, – настороженно ответила моя неожиданная знакомица, внимательно смотря на меня. – Так ты кто такой будешь?

Она была одета в черный плащ и красное платье, и то и другое ей очень шло. Ну да, выглядели ее наряды немного старомодно, но сейчас такое в моде. «Винтаж» называется. Я даже как-то на такой вечеринке был, мне понравилось.

Женщина пытливо смотрела на меня, ожидая ответа, я хотел было как-то отшутиться, но тут облачко, закрывшее луну на несколько минут, проплыло себе дальше, и серебристый свет вновь залил парк, деревья, и в том числе мою собеседницу.

Ее лицо, прямо как в каком-то фильме ужасов, моментально преобразилось. Оно вытянулось, покрылось морщинами и бородавками, из которых торчали седые волосы, полные губы прямо на моих глазах съежились и стали впалым ртом беззубой старухи. То же произошло с роскошными черными волосами, они из безукоризненной парикмахерской укладки превратились в торчащие во все стороны седые патлы. Изменилась и одежда. То, что я принял за черный плащ и шелковое платье под ним, превратилось в драную холщовую одежду и замызганный передник, вроде кухонного.

– Вот же! – от этих изменений я словно оторопел. – Что за хрень?

– Э-э-э-э-э! – старуха тихонько захихикала и потерла изъеденные язвами руки. – Да ты непрост, щекастенький. Ты же сейчас видишь меня такой, какая я есть на самом деле!

– Лучше бы не видел, – признался я, ощущая, что все-таки надо будет к психотерапевту походить. И еще то, что я вот-вот описаюсь от страха.