Книга Мне жаль тебя, герцог - Михаил Волконский

Грунька оглянулась и увидела, что за ними идет какой-то человек, довольно откровенно прислушивающийся к их разговору, поняла, что Митька своевременно тоже заметил его и нарочно свел разговор на обычные в то время любезности, чтобы их приняли за самых обыкновенных влюбленных, гуляющих по Летнему саду ради амурного свидания.

Уловка удалась. Соглядатай, услышав о «прелестях» и «нежных чувствах», отстал от них.

— И выворотил же ты этакое! — усмехнулась Грунька.

— Да ведь нельзя же, — деловито произнес он, — к нам прислушиваться стали. Знаешь что? Говорить тут, в саду, как следует, совсем несподручно, а я хочу именно сегодня рассказать все, потому что такая линия, видно, пришла; мне нужно, чтобы ты помогала мне, а для этого ты должна знать все привходящие обстоятельства. Словом, пойдем, найдем такое место, где мы могли бы разговаривать в полной безопасности.

— Пойдем, пожалуй! А далеко это?

— Нет, тут сейчас, через Царицын луг перейти только, на Миллионной.

— Что это за место?

— Секрет! Да ты никак боишься? — Они выходили в это время из Летнего сада.

— Нет, Митька, — оборачиваясь к нему всем своим радостно улыбающимся лицом, проговорила Грунька, — с тобой я хоть на край света пойду!

— Вот это так! — одобрил Митька, а затем, посмотрев на нее, добавил: — Эх, Грунька! Будет и на нашей улице праздник или нет?

Она ничего не ответила, а только пошла скорее и как будто еще бодрее, чем прежде, нагнув голову и запахивая на ходу свой плащ, борясь с задувшим им навстречу ветром.

Жемчугов шагал за ней сначала тоже молча, но на лугу поравнялся и проговорил:

— Сюда иди, налево!

— Как налево? — удивилась Грунька, — в самом деле? Ты же говорил, что на Миллионной?

— Ну да, на Миллионной есть кофейня немецкая, и в ней сзади существуют отдельные комнатки; войти же в эти комнатки можно только со стороны набережной реки Мойки… Понимаешь?.. Чтобы незаметно было. Эти комнатки и называются «секретом». Вот туда мы и пойдем. Подозрения ни в ком не возбудим, потому что там часто потихонечку парочки на свиданиях бывают.

Они направились к набережной Мойки, по-тогдашнему Мьи, куда выходили зады дворов и домов, лицевая сторона которых тянулась по Миллионной.

— Вот видишь, это — службы Густава Бирона, брата герцога, — показал Жемчугов, — на всякий случай запомни! А вот и вход во двор при кофейне.

Они повернули в ворота довольно просторного, кругом обстроенного службами, двора, поперек которого шла прямо к крыльцу аллейка молодых деревьев, тщательно выровненных и подстриженных.

— Это и для парадного хода хорошо, а не то, что для заднего крыльца! — одобрила Грунька.

С крыльца вела дверь в полутемный коридор. Встретивший их здесь человек поздоровался с Митькой, как знакомый.

— Зеленая свободна? — спросил Жемчугов, направляясь вперед, как, по-видимому, давно знакомый и привычный гость.

— Проходите, свободно! — ответил человек и впустил их в небольшую комнатку, обитую расписанным под листья деревьев и кустов холстом.

На низком потолке ее были изображены небо с облаками и летящими птицами, а все убранство состояло из стола, покрытого цветной скатертью, и четырех стоящих вокруг него кресел с высокими спинками. В углу был сделан камин, и на нем висело маленькое зеркало, сильно потертое.

— Вот это самый «секрет» и есть, — сказал Митька. — Ну снимай плащ и распоряжайся. Ты голодна?

— Чего голодна, — ответила Грунька, — я сегодня обедала.

9

ЭТО НАДО ЗАПОМНИТЬ

— Ну так что же мы тут делать будем? — проговорил Митька, — ведь здесь так, не спросивши ничего, нельзя сидеть. Уж если пришли сюда, то надо дать доход хозяину: здесь кофейня, а не кулуар для разговоров.

— Ну будем кофе пить, если тут кофейня.

Жемчугов прищурил один глаз, подмигнул и щелкнул языком.

— Знаешь, братец, — обратился он к человеку, — принеси ты нам глинтвейну тепленького — как раз по погоде будет, да сыра немецкого сливочного. Насчет же кофе посмотрим; может, и кофе выпьем потом.

— Ты чего ж это кутить-то вздумал? — остановила его Грунька.

— Да без смазки-то говорить в горле будет трудно — все равно, что сукном в горле трешь, а с примочкой — слова сами идут.

Грунька усмехнулась.

— А теперь слушай, — заговорил Митька, как только лакей ушел, чтобы принести потребованное, — слушай хорошенько и запомни. Эта вот зеленая комната — единственная, в которой можно разговаривать без опаски здесь. Все остальные комнаты у немца в кофейне устроены так, что можно из нарочно для сего приспособленного тайника слышать все до последнего слова, что говорится в них. Так и знай! Если когда-нибудь попадешь с кем-нибудь сюда, к Гидлю — это кофейня немца Гидля, — то боже тебя сохрани язык распускать: все будет услышано. А здесь, в этой зеленой, еще ничего, можно быть без опаски.

— Да с кем же мне и зачем попадать сюда? — спросила Грунька.

— То ли еще будет!.. Может, еще не сюда попадешь! Мне все твое уменье нужно и актерство; ведь ты кого хочешь обыграть сможешь?

— Кого хочешь, на это меня станется!

— И графиню, и княгиню, и под маской маскарадную интригу разведешь?

— В лучшем виде!

— Ну то-то! Помни: если свергнем немцев, тогда в награду твое освобождение из крепости, и я поженюсь на тебе, Грунька!

Она ухмыльнулась, потупилась и покачала головой.

— Кто ж это награждать нас станет?

Митька перегнулся к ней через стол и в самое ухо едва слышно произнес:

— Государыня Елизавета Петровна, когда взойдет на принадлежащий ей императорский российский престол!

Но вдруг он звонко чмокнул Груньку в щеку, заметив, что дверь отворяется и входит слуга с подносом. Конечно, лучше было, чтобы этот слуга увидел, как они целуются, чем обращать внимание на то, что между ними происходит политический и весьма «опасный» разговор.

Грунька отшатнулась от Митьки и жеманно произнесла:

— Ах, оставьте, сударь!.. Труд бесполезный. Поищите себе другой особы любезной!

Слуга, поставив поднос, поспешил удалиться, видимо вполне уверенный, что имеет дело с одной из обыкновенных любовных «авантюр», каких бывало у Гидля по десятку в день.

— Да ты — совсем молодец! — одобрил Груньку Жемчугов, когда они снова остались одни. — Отлично всякую всячину разыгрываешь!

— Ну довольно об этом! — серьезно сказала ему Грунька, берясь за стакан с глинтвейном, и, отпив из него, добавила: — А ведь вкусно!

— Ну еще бы! — согласился Митька.

— Я вот чего в толк не могу взять, — продолжала она, — как это при жизни Елизаветы Петровны, родной дочери императора Петра, вдруг престол наследует не она, а сын Брауншвейгского принца, да притом молоденький. Положим, при Елизавете Петровне не могло бы быть и регентства Бирона, но как это произошло? Анна Леопольдовна чья дочь будет?