Книга Плутократова идиллия - Иван Троцкий

– Именно этот отрывок – плод моего воображения. Сам сочинил, прибавил к сну немного, как говорится, интриги.

– Понятно. А вот это:

Большинство – просто биомасса, неспособная думать и нежелающая этого. Им это просто не нужно. Так жить лучше. Умному и думающему человеку никогда не быть счастливым. Он думает не только как набить брюхо. Неспособные на мышления безвольные животные, пародия на людей.

– Типичные размышления интеллигента. Это тебе тоже во сне пришло?

– Нет, это тоже я. Художник ведь… Это еще первый том. Уже работаю над вторым. Там я все разъясню…У меня идея! Приходите завтра. Я попробую сегодня ночью поговорить во сне. Разузнать от кого исходит, это… эти идеи.

IX

Свет пробивается через веки глазниц. Авксентий обнаруживает себя в своей детской комнате. Когда-то в давние времена он проводил здесь большую часть своего времени: рисовал, писал первые рассказы, продумывал планы о покорении своих одноклассниц. Много с тех пор воды утекло, уже давно ни он, ни его родители здесь не живут. Аккуратно поднявшись, ощутил неприятную влажность на своей макушке. Его очи узрели следующую картину: потолок стекал обильными ручьями по стенам, стены дышали, словно он находился внутри какого-то живого существа, ему на миг показалась, что он слышал, как оно вибрирует. Все происходящее он видел как через сепию. Иногда цвета сменялись краской «черно-белый кинофильм колонизировали в зеленый цвет». Секунду наблюдая происходящее, сделав один шаг влево, вступил в лужу стекшего потолка. Что, черт возьми, происходит? – не верил он своим глазам. В комнате, вопреки детским воспоминаниям, находилось почему-то только одно окно, расположенное не в сторону улицы, а на кирпичную стену, за которой, по воспоминаниям, должна находиться соседняя квартира.

Как ни странно, в окне виднелась улица (кирпичная стена пропала), пустые глазницы соседней хрущевки наводили скуку. Комната была освещена восковой свечой. Авксентий увидел какую-то женщину, смотрящую, казалось, на него. Вблизи нее находилось зеркало, в зеркале он увидел свое отражение. Как такое возможно? Он в темноте, в другом здании в тридцати шагах, этажом выше?

Неожиданно в кварцевом стекле вырисовываются слова «Холокост, Холодная война, Уотергейт – их рук дело».

Авксентий открыл глаза, – присниться же такое! – черт, не успел спросить. Нужно обратно погрузиться в сон, – перевернулся с одного бока на другой, – не спиться вовсе…

Танцующие манекены, как бы вприсядку, играют в шахматы. Фигуры расставлены не по правилам. После партии к ним присоединяются другие скелеты, и они вместе принимаются играть на воображаемых музыкальных инструментах. Саксофонист, гитарист, барабанщик, клавишник и еще какой-то неопознанный струнный инструмент, остальные на подтанцовке, – всех их объединяет необъяснимая пластичность костей.

Детский плач переплетается с таким же смехом.

А вот Павел – друг детства. Чего он хочет? Хочет, чтобы я его укусил, укусил за его локоть. Зачем ему это нужно? Раньше мы с ним коллекционировали каштаны, делали «блинчики» на воде, сдавали стеклотару. Это тот Паша, которого я знаю, не тот, который просит кусать его локти.

Слышится лай. Необычный, не собачий лай: тяжелый, громоздкий. Тут я оказываюсь в прежде неизвестном мне белом длинном коридоре, настолько длинном, что не видно конца. С того конца на меня идет девушка. Ее черты мне знакомы, чертовски знакомы. Не может быть! Это – Маша. Я ее любил два года, два долгих университетских года. Она училась со мной, но так и не узнала об этом – что я был в нее влюблен. О том, что она была одним из самых важнейших для меня людей. Часто, когда наши глаза встречались, я отводил взгляд, обычно на стену. Как будто в стене было что-то необычное, будто бы стена интересней, чем она. Поцелуй меня, – слышу из ее уст. Ее и мои губы соприкоснулись, слились в едином танце, мы – одно целое. Боже! Я мечтал о сим событии годами. Мои руки сначала робко прикоснулись к ее тонкой талии, ласкали ее идеальные волосы. Нет! Мои руки как бы прошли через ее спину, она растворилась прямо на моих глазах.

– Думаешь, ты ее достоин? – неожиданно невесть откуда послышался голос седовласова старца, – У такого лузера нет даже единого шанса, даже если принять теорию мультивселенной за правду. Ни в одной параллельной вселенной. Ни одного!

– Кто вы? – испугался Авксентий.

– Я – маг Амадей. Ты хотел меня видеть. Знаю зачем. Встречаемся завтра в кафе «Менск» на улице Советской. Там обо всем поговорим.

– Заходим поодиночке. Сначала захожу я, делаю заказ, веду наблюдение. В качестве прикрытия. Через минут десять, а лучше пятнадцать, заходишь ты.

Авксентий узнал своего ночного гостя из сна сразу – это был пожилой мужчина с длинной, седой и ухоженной бородой. Авксентий протер очки и сел рядом с ним.

– Видишь часы на стене? Через пять минут ты не поверишь тому, что я тебе расскажу.

– Зачем нужно было здесь встречаться, если можно через сон?

– Много энергии израсходуется. Да и ты в любой момент можешь проснуться. Нужно, чтоб наверняка. Начнем. С тобой я связался не случайно. Я знаю, зачем я тебе понадобился. И знаю, кто тебе мешает. Тебе мешает Комитет лучших людей.

– Что, прям так и называется?

– Это мы, маги, так прозвали. А они известны под многочисленными именами: тайное мировое правительство, закулисное правительство, серые кардиналы, комитет 300, иллюминаты, различные масоны, жидо и просто. Как угодна их называй, а главное – суть.

Для твоей безопасности мы связывались с тобой, думали, на разоблачение в виде романа не обратят внимания. А они оказались проворнее. Вышли на твоего друга. Кстати, хватит ему прятаться за столиком в пяти метрах от нас. Пускай подходит. Аркадий подходи, – не став ждать, окликнул его Амадей. Аркадий сначала помедлил, но вскоре послушно побрел к ним за столик.

– При них создано министерство политических анекдотов, – продолжал волшебник, – анекдот – это индикатор, скальп, вскрывающий отношение народа к определенному событию, т. е. гадкий правитель, он и в анекдоте будет сволочью, изображенным в юмористическом виде.

Например, вот в этом: Рабинович вселяется в новую квартиру. Ничего нет, лишь стены голые, да один гвоздь торчит. Только портреты Ленина да Сталина.

– Даже не знаю, кого из них повесить, а кого к стенке поставить?

Данный анекдот не оставляет выбора, любой здравомыслящий человек (его убедили в этой необходимости) обязан ненавидеть люто и того, и другого. Нарушение формальной логики.

Или вон из посвежее: Бушу докладывают:

– Сегодня Саакашвили в прямом эфире зажевал свой галстук!

Буш: Как зажевал?

– Ну, вот взял и зажевал!

Буш: С узлом?

– Нет…

Буш: Ну, дурак! Узел же самое вкусное!!

– Не трудно догадаться – про грузинско-осетинский конфликт.