Книга Черная Вдова. Крымские легенды (сборник) - Сергей Могилевцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дьявол, избравший своей резиденцией алуштинскую долину, как и положено лукавому, дарит поначалу большие надежды и выдает большие авансы. И поэтому, например, те писатели, которые начинают свою карьеру в Алуште, а потом с трудом, но все же уезжают отсюда, становятся мировыми гениями, а те, которые живут здесь безвылазно, и хотя бы на время не покидают эти края безнадежности и распада, кончают банальностью и пустотой, хотя некоторым их современникам и кажется, что это не так.
Блажен тот, кого гонят и хулят в Алуште – он получает возможность уехать отсюда, и спасти таким образом свою бессмертную душу!
И трижды несчастен и безнадежен тот, кто здесь благоденствует: он распадается на атомы в царстве распада и тьмы (которая внешне, для несведующего наблюдателя, кажется раем, залитым солнцем), – он исчезает навечно, и о нем уже не помнит никто!
Так и живет с незапамятных пор дьявол в алуштинской долине, и, кажется, вполне этим доволен и не собирается никогда ее покидать. Вечно дымится от такого соседства древняя Фуна – Демерджи, вечно окутана она тучами адского дыма. Вечно неспокойно небо над Алуштой, вечно наполнено оно адскими духами, окружающими повелителя мух – Вельзевула, который вечно губит души людей и вечно этим доволен. И вечно лежит под солнцем алуштинская долина – Долина Дьявола, – такая манящая и зеленая для тех, кто проплывает по морю мимо нее на пароходе, и такая ужасная и страшная для того, кто поселился в ней навечно.
Имеющий уши, да услышит!
Имеющий глаза, да увидит!
Это не море шумит у берегов Алушты, это ветер поет скорбную песнь о разрушенных берегах и уничтоженных пляжах, некогда прекрасных и независимых, раскинувшихся вольно на многие километры от горизонта до горизонта, и щедро покрытых где желтым, где серым песком, а где мелкой галькой, среди которой яркими изумрудами и бесценными яхонтами сверкали полудрагоценные крымские камни. Где сейчас эти пляжи, где уютные тихие бухты, на которых море выбрасывало бурые, пахнущие йодом водоросли и отточенные волнами деревья, окаймленные по сторонам каменными диковинными хаосами и покрытые белоснежным ковром из тысяч черноморских чаек, исконных жителей этих мест? Где сейчас эти бухты, где сейчас эти баснословные по красоте пляжи, где похожие на сказочных персонажей каменные хаосы: где они, где? Нет их, ибо злоба людская, мерзкая и непотребная злоба пришельцев, любящих перекрывать северные реки и заковывать их в вечный бетон, забетонировала некогда свободные черноморские берега и накрыла их тысячами уродливых бетонных бун, убивших все на корню: как на берегу, так и в воде.
Плачет море, сдавленное тяжелой бетонной удавкой, плачут немногие оставшиеся здесь старожилы, которые еще не сошли с ума, или не бежали куда угодно от этого бетонного беспощадного ужаса, пришедшего с Севера, и превратившего некогда цветущую береговую полосу Южного берега в подобие забетонированных и перекрытых плотинами берегов далеких отсюда Лены и Енисея. Тяжкое горе обрушилось на эти благословенные брега, ибо исчезли с них прекрасные многочисленные пляжи, символ вольности и свободы, и все пространство Южного берега поделено теперь на тысячи маленьких частных владений, огороженных колючей проволокой, вымазанной смолой и дегтем и покрытых искусственной галькой, насыпанной между бунами, которая должна по идее страшных строителей заменить некогда девственный и чистый песок этих мест. Но не хочет море покориться страшной бетонной удавке, наброшенной на его горло, и упорно, год за годом, смывает искусственные и чужеродные природе и человеку пляжи, насыпанные между бунами, обнажая изуродованное дно, утыканное древними сваями и ощетинившееся острыми угловатыми камнями, одинокими отцами семейства, расстрелянного в упор пришедшими сюда безжалостными строителями.
Нельзя инженерным расчетом измерить красоту некогда прекрасных черноморских брегов!
Нельзя бульдозерами распахивать крымские пляжи!
Нельзя уничтожать чистый черноморский песок, и вместо него засыпать берег грязным и чуждым морю и берегу щебнем, добывая его в близлежащих горах, уродуя прекрасные пейзажи Тавриды!
Жестоко накажет Господь и природа, создатели баснословной красоты этих мест, за посягательство на дело их рук!
Имеющий уши, да услышит, имеющий глаза, да увидит!
То не ветер шумит в вершинах высоких крымских сосен, то не море бьет вечным прибоем в серые бетонные буны, то звучат правдивые и неторопливые слова о бесценном сокровище поруганных крымских брегов: миллионах и миллиардах тонн чистейшего золотого песка, который совсем недалеко, всего в каких-нибудь трехстах метрах от берега, лежит на морском дне и ждет своего часа, чтобы вновь лечь золотой россыпью на исчезнувшие крымские пляжи. Его здесь необыкновенно много, его количество невозможно измерить в миллионах или в миллиардах тонн, его здесь гекатомбы и гекатомбы! Чистейшего, золотого, песчинка к песчинке, протянувшегося на десятки километров вдоль изгибов крымского берега, лежащего на небольшой глубине, и только ждущего своего часа, чтобы, всколыхнувшись золотой неудержимой волной, выброситься неведомой и страшной силой на поруганный берег Южного Крыма!
Имеющий уши, да услышит, имеющий глаза, да увидит!
Это будет необыкновенная волна, которая придет из глубины моря, которая всколыхнет Черное море, как неглубокое блюдце с водой, в которое вдруг подует неосторожный ребенок, и выплеснет гекатомбы черноморской воды на изуродованный крымский берег, смывая в никуда ненавистные буны. Смывая искусственные мертвые пляжи между ними, смывая корпуса санаториев и жилища обслуживающих их людей, этих современных лакеев, всю эту лакейскую цивилизацию Южного берега Крыма, и засыпая его брега золотым, блестящим под солнцем песком. Волна, о которой уже шепчутся в море маленькие рыбки – ставридки, о которой кричат на ветру рассерженные, лишенные рыбы черноморские чайки, и о которой уже поет ветер в вершинах высоких утесов. Очищающая волна свободы и освобождения от бетона, восстанавливающая исчезнувшие пляжи и каменные хаосы, бросающая своей неизмеримой силой с высоких гор в море огромные скалы, которые украсят собой изуродованную береговую линию, и на которых другие, свободные поколения людей построят блестящие золотыми куполами храмы и прекрасные мечети, вонзающиеся в небо белыми минаретами. Волна воды и золотого песка. Волна смерти и жизни. Волна возмездия и справедливости. Ибо нельзя безнаказанно глумиться над Богом и красотой, и любой лакейской цивилизации, какой бы гордой и надменной она ни была, рано или поздно приходит конец.
Вы слышите тихую и прекрасную музыку: то золотые песчинки, поднятые со дна Черного моря, уже бьются в береговые утесы, и их мелодичный звон слышат все, кто имеет способность слышать!
Вы видите, как вспыхивают в лучах полдневного солнца маленькие золотые искры: то струи золотого песка, безмолвно лежащего на глубине, поднимаются от нетерпения вверх, и тут же тонкими нитями падают в море!
Всему свое время, и все придет в назначенный час. Но легенду о Золотом Песке черноморских глубин можно услышать и сейчас, если уметь слышать то, что не слышно другим. И ее же, эту легенду, овеществленную и осязаемую, можно увидеть своими глазами, если, отплыв от берега на несколько сот метров, широко открыть их, и нырнуть в прозрачную теплую воду. И тогда легенда о Золотом Песке станет вам ясна и прозрачна, как кристалл небесной лазури, и все последующие события предстанут перед вами, как прекрасная, стоящая у ворот неизбежность.
