Книга Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон

Мы пили и беседовали, и несколько минут спустя в бар зашли двое друзей доктора Фелча и подтащили стулья к нашему столику.

– Это Чарли, – сказал доктор Фелч, когда двое устроились. Мужчины откупорили свои банки и положили колечки в металлическую пепельницу к остальным: теперь их там лежало четыре. За разговором доктор Фелч прикурил пятую сигарету от бычка четвертой, потом затер тлеющий огонек, как и три предыдущих. – Чарли у нас будет новым координатором особых проектов, – сказал он.

– Координатором особых проектов?

– Я буду правой рукой доктора Фелча…

Мужчины кивнули.

– …Буду вести процесс аккредитации колледжа…

Мужчины опять кивнули.

– …И помогать с ежегодной рождественской вечеринкой.

Тут они рассмеялись.

– А вот с этим – удачи вам! – сказали они.

Доктор Фелч продолжал:

– Ребята, о Чарли я вам рассказывал… с неожиданным ответом на вопрос про вздутую мошонку.

– Так это вы?! – сказали они и одобрительно захлопали меня по плечу.

Мы пили, а когда всё выпили, третий человек выставил еще по пиву и мы выпили еще. Пока сидели, беседа шла, куда полагается; время от времени мужчины поднимали головы посмотреть матч по старому телевизору, и после долгой перебежки от борьбы за мяч или важного перехвата защиты раздавался крик.

– Надеюсь, вы привезли с собой дождь, Чарли! – сказал один после дискуссии о засухе в области – засухи веков, как они ее называли, – и я им ответил, что вообще-то немного прихватил:

– Он в машине, у меня в чемодане.

Мужчины рассмеялись, и беседа вилась себе дальше. С любопытством, свойственным всем маленьким городкам, они расспрашивали меня о предыдущих работах и браках, о том, что привело меня обратно в Коровий Мык после стольких лет, – и я на них отвечал, как мог. Но главным образом – слушал, как эта троица обсуждает происходившее в городке и прочую сиюминутную болтовню, что в самой мимолетности своей также бесконечно вневременна. Страстно беседовали они о самых насущных политических вопросах Разъезда Коровий Мык, о том, как изменился городок за эти годы по сравнению с тем, каким они его знавали в молодости. С усталым смиреньем говорили о новых людях и их странных ухватках, о здешних старожилах, которых давненько не видали, – кто умер, кто уехал, а иные того и гляди переедут или помрут.

– Слыхали, сестра Мерны наконец-то дом свой продала? – спрашивал один.

– Да ну? – отвечал другой. – Та, что на «додже» ездит?

– Это ее другая сестра. У этой – «форд».

– Шестицилиндровый?

– Ну.

– С деревянной обшивкой по борту?

– Именно.

– И трубчатой рамой?

– Да.

– Знатная у нее трубчатая рама!..

И все мужчины согласно закивали.

– Ее будет не хватать, – сказали они и выпили в память о Мерне. И вновь беседа вилась, и вновь возвращалась к злободневным темам: переменам в политике Разъезда Коровий Мык, различным пошлинам, вызванным понаехавшими, и последними трудностями у множества их знакомых горожан, с кем они вместе росли.

– Но слыхал, другая сестра Мерны по-прежнему свой грузовик продать никак не может…

– Та, что на «додже» ездит?

– Точно.

– А какой она продает? Джип?

– Нет, «форд». Джип она уже продала.

– Да ну? И кто такой рыдван купит?

– Расти.

– Зачем это Расти джип? У него ж и так уже два грузовика!

– Нет у него двух. Его дочка месяц назад «шеви» разбила.

– Да ты что?

– Ну, девчонка в канаву заехала, когда домой с речки возвращалась как-то вечером.

– Одна?

– С дружком своим.

– Нехорошо это.

– Да уж куда хуже-то.

– Так у Расти, значит, один грузовик остался?

– Именно. Потому и купил у Мерны этот старый джип. И теперь у него опять два.

– Ну-у… вот сразу видно, насколько я тут от жизни отстал!..

– Да, дружище, тебе точно почаще надо б на улицу выходить!

Мы вчетвером пили дальше, и в какой-то момент двое мужчин отошли покидать дротики у стойки рядом с барменом, а доктор Фелч закурил еще одну сигарету, шестую.

– Ну, на дорожку… – сказал он и протянул банку в мою сторону; в металлической пепельнице теперь лежало семнадцать колечек. Я положил восемнадцатое. Доктор Фелч одобрительно кивнул, а потом сказал: – Отлично тут у вас все будет, Чарли. – Банку я держал в руке, словно она была хрупкой судьбой всего местного сообщества. – Только окажите мне одну любезность…

– Само собой, – сказал я.

– Не забывайте воспринимать нас всерьез.

– Прошу прощенья, мистер Фелч?

– Я вас сюда не просто так привез, Чарли. И поначалу мы к вам отнесемся с презумпцией невиновности – стиль у нас такой. Но не принимайте нас как должное. Такого здешняя публика не прощает.

(Я вдруг услышал голос своей жены – то, что она много раз говорила мне, пока мы были женаты. «Ты принимаешь меня как должное», – говорила она, выражаясь так или иначе. Но я, как обычно, отмахивался со смехом: «Это ровно то, что мне говорила моя предыдущая жена!» И затем: «Все вы, женщины, одинаковы!..»)

Доктор Фелч дожидался, не опуская пива – и не отпивая.

– Я вас услышал, мистер Фелч, – сказал ему я. – Поверьте мне, именно в этом я и стараюсь чего-то добиться. Ценить людей, пока они рядом, чтоб они могли понять, как я их ценю…

– Просто запомните, Чарли, в этом мире легко любить красивое. Но если вы намерены тут у нас в Коровьем Мыке как-то обустроиться, вам понадобится любить и нечто иное. Вам придется полюбить то, что не любят.

– Не любят?

– Да. Нечто потоньше. То, что не так легко поддается восхищению.

– Приложу все силы, сэр, – сказал я. – И буду любить то, что не любят.

Тут-то мы и выпили.

Спустя несколько мгновений фонового шума – болтливой рекламы сигарет по телевизору, шороха виниловой пластинки, скачущей в музыкальном автомате, потом за стойкой чпокнули еще одной банкой пива – доктор Фелч посерьезнел. Впервые за время нашего знакомства он заговорил еле слышно:

– Только я вот чего не понимаю. И, может, тут, Чарли, вы мне сумеете помочь… – Я подался вперед, чтобы лучше расслышать в окружающем шуме, что́ он говорит. – …Может, вы мне сможете объяснить, как это человек способен уехать оттуда, где был его дом, и больше туда не возвращаться? Как отказаться от своей культуры ради чьей-то еще? Чарли, может, вы сумеете помочь мне понять, как человек с такой большой историей просто… уезжает?