Книга Великий князь Василий III Иванович - Сергей Полехов

Чем же объясняются головокружительные успехи Ивана III в борьбе с Великим княжеством Литовским и относительно скромные достижения его сына на этом поприще? Чтобы объяснить их, мало сослаться на конфессиональный фактор. Иногда дело объясняют прагматическими соображениями – стремлением русской знати Великого княжества Литовского во что бы то ни стало участвовать в «большой политике», решении общегосударственных вопросов. Но вот великий князь Александр, отвечая на претензии отъехавшего в Москву князя С. И. Бельского, замечал, что не видал его третий год… А ведь речь идет о князе, обладавшем огромными ресурсами. В источниках сохранились красочные описания войск таких князей, известно и кое-что об их дворах. Вряд ли такой князь не мог себе позволить поездку в Вильну к господарю. Очевидно, дело было в другом: их интересы были сосредоточены в их собственных княжествах, и пока политика государственного центра их устраивала, они верой и правдой служили господарю. В последние же десятилетия XV в., по-видимому, Казимир и Александр начали стремиться к пересмотру традиционных отношений с князьями порубежных земель: перестали заключать с ними договоры, на которых раньше строились эти взаимоотношения. Неудивительно, что в такой ситуации князья, привыкшие к высокой степени самостоятельности и никогда не выпускавшие из виду Москвы, сочли за лучшее перейти к ее правителю. Так обстояло дело при Иване III. Василию же пришлось иметь дело не столько с князьями (наиболее самостоятельные из них уже отъехали в Москву со своими владениями), сколько с городами, которые были гораздо теснее связаны с виленским двором, больше от него зависели и были готовы всячески отстаивать сохранение традиционных связей. Мятеж Михаила Глинского был не закономерностью, а результатом стечения обстоятельств, и потому потерпел поражение.

Псков

Заключив мир с Великим княжеством Литовским, урегулировав конфликт Иосифа Волоцкого со светскими и духовными властями (о нем ниже), Василий активизировал свои действия на другом направлении – псковском. Псков часто сравнивают с Великим Новгородом, но были между ними и существенные отличия. К началу XVI в. Господин Псков сохранял старинные вольности, главной из которых была деятельность веча – собрания, решавшего важнейшие вопросы городской жизни, в котором имели право участвовать все свободные и полноправные жители города. Историки называют Псков республикой, но следует иметь в виду, что сами его жители считали свою землю «отчиной» великого князя Московского, к которому относились с большим пиететом, сравнивая его с Богом. В псковских грамотах задолго до 1510 г. великий князь Московский титуловался «царем»; эта традиция сохранилась и после упразднения псковской самостоятельности. У великого князя псковичи привыкли искать справедливости в случае внутренних противоречий, конфликтов с соседями или с присылаемым из Москвы наместником. В отличие от Новгорода времен падения его государственности во Пскове не было «литовской партии» – влиятельной группировки, ориентированной на сотрудничество с Великим княжеством Литовским, что было особенно важно в условиях ожесточенной борьбы между Москвой и Вильной за западнорусские земли. Да и само боярское землевладение не было во Пскове столь развито, как в Новгороде, а благосостояние города зиждилось, очевидно, на торговле с Ливонией.

Последний верховный магистр Тевтонского ордена Альбрехт Гогенцоллерн.

Историки по сей день спорят о конкретных причинах ликвидации псковских вольностей (по сути, независимости, пусть она и была странной и призрачной): одни объясняют ее необходимостью обороны, другие – стремлением установить контроль над ливонской торговлей или вовсе навязать ливонцам собственные условия, третьи указывают на личные счеты с Псковом Василия, которого псковичи десятилетием ранее отказались принять на княжение. Как бы то ни было, не вызывает сомнений тщательно продуманный характер этой акции. Ей предшествовали выгодные для русской стороны договоры Новгорода и Пскова с Ливонией, заключенные 25 марта 1509 г. Всего было заключено три договора: Новгорода с Ливонией, Пскова с Ливонией и Пскова с Дерптским епископством. По старой традиции формальным контрагентом Ливонии выступал Новгород, давно включенный в состав Русского государства: великий князь всея Руси считал ниже собственного достоинства напрямую сноситься с ливонцами и поручал эти сношения новгородским наместникам… Этот принцип русской дипломатии сохранялся еще многие годы. Если же говорить о содержании договоров, то оно было выгодным для русской стороны: ливонцы отказывались от военного союза с Великим княжеством Литовским против Русского государства, подтверждались границы и права свободного проезда ливонских купцов по русским территориям и русских – по ливонским. Устанавливался новый, равноправный порядок разбора конфликтных ситуаций. Ливонцам на Руси, а русским в Ливонии разрешалось торговать всеми товарами, за двумя важными исключениями: ливонцы не могли привозить на Русь соль, а в Новгород – еще и спиртные напитки. Это был серьезный удар по торговым позициям ливонского купечества, основанным во многом на торговле солью; то же относится и к торговле спиртным, прибыльность которой очевидна во все времена. Но ливонская сторона охотно пошла на заключение договоров, поскольку наконец получала возможность торговать в Новгороде, утраченную с закрытием Немецкого двора Иваном III в 1494 г.

Псковско-ливонские договоры заключал новый великокняжеский наместник, совсем недавно присланный во Псков, – князь Иван Михайлович Репня Оболенский. Возможно, Василий III рассчитывал с его помощью положить конец псковской независимости, а выгодный договор призван был подсластить пилюлю. Как бы то ни было, очень скоро какие-то его действия вызвали недовольство псковичей: местный летописец записал, что он был «лют до людей». Тем временем в Новгород вместе со своими приближенными отправился Василий III.

Дальнейшие события излагаются в источниках путано и противоречиво. Из Пскова в Новгород в великому князю с жалобами примерно одновременно отправились делегация псковских властей (которые, впрочем, начали жаловаться друг на друга) и московский наместник князь Оболенский. Василий обещал справедливо рассудить стороны конфликта, но в итоге его решение свелось к тому, что он повелел снять вечевой колокол и ликвидировать самостоятельность Пскова. Псковом стали управлять два государевых наместника, а присматривать за ними был назначен дьяк Михаил Григорьевич Мисюрь Мунехин, пытливости которого мы обязаны первым изложением идеи Третьего Рима (об этом ниже). Как и в Новгороде тремя десятилетиями ранее, московские власти осуществили «вывод»: триста семей бояр и зажиточных горожан были переселены вглубь России (по выражению псковского летописца, «туда, где ни отцы, ни деды, ни прадеды не бывали»), а на их место были водворены новгородские помещики, триста семей купцов из других городов России, а также специалисты, необходимые для утверждения власти государя всея Руси в его «вотчине» Пскове. Таким образом, прослойка людей, торговавших с Ливонией, полностью поменялась. Со временем и те и другие как-то обосновались на новых местах: сохранился документ, составленный в Риге спустя примерно десять лет от имени «купцов московских, сведенных во Псков», с другой стороны, известно, что в том же десятилетии псковичи, выведенные в Москву, сообща построили там церковь Введения на Сретенке. Память о вече продолжала жить среди непривилегированной и незнатной части городского населения – «черных людей»: они продолжали собираться на такие собрания и после смерти Василия III. Однако социальная основа псковской самостоятельности была ликвидирована, притом куда менее болезненно, чем в Новгороде, без кровопролитных битв и казней. В отличие Новгорода не были конфискованы и земельные владения псковских церквей и монастырей. Наоборот, правящие круги Русского государства постарались сделать церковь одной из опор своей власти во Пскове, и с этой целью духовенству предоставлялись различные льготы. Именно благодаря деятельности московского дьяка М. Г. Мисюря Мунехина разбогател малоизвестный ранее Псково-Печерский монастырь, и именно монах одной из псковских обителей, Спасо-Елеазарова монастыря, Филофей в посланиях тому же Мисюрю Мунехину и Василию III сформулировал знаменитую концепцию Третьего Рима. И хотя псковский летописец сокрушался, что Псков разорен «многокрылым орлом», город испытывал экономический подъем: в 1517–1533 гг. в нем было построено 17 церквей (тогда как за весь период 1404–1508 гг. – всего 38), ремонтировались городские укрепления. Всё это дало положительный эффект уже довольно скоро, в годы войны с Великим княжеством Литовским, развернувшейся через два года после присоединения Пскова к Русскому государству.