Книга Легион призраков - Маргарет Уэйс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти встречи были адским испытанием для Королевской гвардии, ответственной за жизнь Его величества, несмотря на то что всех получивших доступ к королю подвергали самой тщательной проверке. Обычно это делала сама администрация тех мест, куда король намеревался отправиться с визитом, – их обыскивали, чуть ли не выворачивая наизнанку.
– Я уповаю на милосердие Господа, – сказал Дайен Дикстеру, когда адмирал осмелился выразить Его величеству формальный протест.
При этих словах король улыбнулся, и Дикстер не мог бы с полной уверенностью сказать, что Его величество не иронизирует. Адмирал же оставался серьезен.
– Прошу прощения, сир, – возразил он, понизив голос, – но я знал другого короля, не раз повторявшего то же самое.
Дайен положил свою руку на руку своего старого Друга.
– Господь Бог хранит меня, сэр.
Позднее, в разговоре о безопасности короля с Като, капитаном Королевской гвардии, Дикстер заметил, что так-то оно так, но хотелось бы знать, кто хранит Господа Бога.
– Дерек Саган, – пожал плечами Като.
Обо всем этом вскоре узнали в казармах, и ответ Като Дикстеру заслужил высокую оценку у Королевских стражников, особенно у тех из них, кому в свое время довелось служить под началом покойного Командующего. Сам Дикстер улыбался, вспоминая остроту капитана, однако не сомневался, что капитан вовсе не шутил.
– Я не хочу, чтобы меня видели живущим в страхе, – заявил Его величество при своем вступлении на престол. – В мои намерения входит внушить всем ощущение спокойствия и надежности. Если люди увидят, что я и моя семья чувствуем себя уверенно и ничего не боимся, то и сами они будут чувствовать себя в безопасности и ничего не будут бояться. Надо, чтобы все видели меня контролирующим настоящее и уверенным в будущем.
И такая позиция оправдала себя. Дайен взял бразды правления в свои руки и держал их надежно. Он установил конституционную монархию, учредил парламент. И все же борьба не прекращалась ни на один день. Каждый день приносил с собой какой-нибудь новый кризис. Казалось, король вот-вот утратит свою власть и будет выбит из седла, а уж позади него найдется немало всадников, готовых растоптать упавшего наземь предводителя.
– И такая жизнь нравится ему, – повторял самому себе Дикстер.
Но шло время, и адмирал проникался все возрастающим уважением к юному королю, изумленный той зрелой мудростью, которая отличала дела и мысли Его величества. Дайен знал, когда лучше столкнуть между собой ссорящиеся группировки, а когда – держать их в изоляции друг от друга. Он безошибочно определял, когда и с кем лучше заговорить, а когда – хранить молчание, когда и кому угрожать, а когда – кого-то ублажать и задабривать. Его политическое чутье никогда не обманывало его, а политические расчеты – никогда не тяготили. На него проблемы действовали, как биостимуляторы. После изнурительных заседаний он казался свежим и бодрым, в то время как другие участники выглядели измученными и обессиленными.
Тем временем гид там, внизу, рассказывал туристам о расположении королевских покоев, монотонной скороговоркой перечисляя роскошные предметы из королевской коллекции фарфора, королевского серебра, посуды и постельного белья, королевские драгоценности, предметы одежды, обуви и так далее и тому подобное. Туристы, ошарашенные этим потоком статистических данных, задирали головы, разглядывая с благоговейным трепетом окна дворца, сверкавшие на солнце где-то в казавшейся недосягаемой вышине.
Дикстер в печальной задумчивости смотрел туда же, куда и туристы. Там, за теми окнами, Дайен был так далек от телекамер и микрофонов. Там заканчивалось действие этого «лекарства» и наступала реакция. Да, в своем доме, где он один на один противостоял судьбе, бросившей ему вызов, совсем еще молодой человек, сумевший примирить враждующие между собой галактики, не мог провести и пятнадцати минут в мире и согласии с собственной женой.
Дверь бесшумно открылась, и в кабинете Дикстера возник адъютант адмирала Беннетт, принявшийся ненавязчиво наводить порядок.
– Прекрасный вид, милорд, – заметил Беннетт, проследив за взглядом Дикстера.
– Да? – прищурился Дикстер, не отрывая глаз от объекта своего наблюдения. – Да, конечно. – Он грустно улыбнулся. – Ни за что не угадаете, Беннетт, куда я смотрю.
– Разумеется, нет, милорд, – согласился Беннетт, давая понять своему шефу, что и не станет пытаться угадывать, потому как готов к любой неожиданности и ничему не удивится.
– На окна короля. А помните нашу с ним первую встречу? Я был в том трейлере на планете Энджелис. Помните?
– Помню, что было жарко, милорд.
– Жарко? Да, пожалуй. Я не обратил тогда на это внимания. Мы бывали в местах и пожарче.
– Так точно, милорд, – Беннетт продолжал наводить порядок, возвращая на свои места стулья, сдвинутые как попало после совещания, выливая из чашек остатки кофе, убирая со стола бумажные салфетки.
– Тогда Таск привел его ко мне. Я помню первое впечатление от этих огненно-рыжих волос и таких синих глаз. Знаете, Беннетт, когда я возвращаюсь в мыслях к тому моменту, мне кажется, что вся моя жизнь была до этого серой. Не могу вспомнить ничего яркого в ней. И так длилось годами. – Он вздохнул и потер глаза, болевшие от бившего в них солнечного света.
Беннетт украдкой покосился на своего шефа. Другие, обращаясь к Дикстеру, называли его сэр Джон или «лорд Дикстер», но для Беннетта он всегда был «генералом», с тех самых пор, как пятнадцать лет назад началась служба старшего сержанта Беннетта у генерала Дикстера.
У Беннетта были свои собственные воспоминания. Он смотрел на Джона Дикстера, блестящего или по крайней мере выглядевшего безупречно в своей форме, которую украшали награды, присвоенные ему многочисленными галактиками. И первой среди этих наград была медаль с изображением львиной головы в виде солнца. Ее повесил на грудь Дикстеру собственноручно король Дайен. То был первый официальный акт короля.
Беннетт огляделся вокруг. Один из письменных столов в огромном кабинете не уступал своими размерами тому трейлеру, на планете Энджелис, где сидел когда-то генерал. Старшему сержанту вспомнилось, как он впервые встретился с Джоном Дикстером в баре на Ласкаре. Это произошло вскоре после революции. Дикстера преследовали по подозрению в роялистских симпатиях, и он вынужден был спасаться бегством от своих преследователей. Была даже назначена награда за его поимку, и Дикстер стал наемником, обосновавшись на более-менее свободной планете. Бар, в котором они повстречались впервые, был единственным баром на Ласкаре, который постоянно посещал Дикстер. Единственным баром, где он мог позволить себе по-настоящему напиться. В ту ночь Дикстер признался Беннетту, абсолютно постороннему человеку, почему.
В этом баре за несколько лет до революции Джон Дикстер увидел женщину, ставшую раз и навсегда его любовью. Это была леди Мейгри. Он никогда не мог бы назвать ее своей, потому что в ее жилах текла Королевская кровь, а он, Джон Дикстер, не мог похвалиться знатностью своего происхождения. Он рассказал Беннетту, как любил и как потерял ее в ночь, когда совершилась революция. Чего генерал не мог предвидеть, так это того, что годы спустя он вновь найдет Мейгри.