Книга Не откладывай убийство на завтра - Людмила Ситникова

– В твою гримерку я не заходила.

– Ложь! Наглая ложь, ты прошмыгнула туда, когда я разговаривала с Максом.

– В чем дело? – Голос Ручкина перекрыл визг Стальмаковой.

– У нее спроси, – Нателла сверлила Таньку испепеляющим взглядом.

Марина подошла к Стальмаковой, пытаясь успокоить актрису:

– Нателла Леонидовна, не надо…

– Отойди от меня! Я этого так не оставлю, ты пожалеешь!

Наблюдавшая за истерикой Стальмаковой Лилиана явно получала большое удовольствие.

– Нателла, Татьяна, прекратите склоку! Карпова, быстро займи свое место, Нателла, иди… успокойся.

– Ты пожалеешь! – прошептала Стальмакова и убежала.

Серебряковой принесли кофе.

– Сколько раз можно повторять, я пью холодный кофе!!! Неужели трудно запомнить?

– Лилиана Всеволодовна…

– Не хочу ничего слышать, – она знаком показала ассистентке Марине отнести напиток в гримерку.

Устроившись на диване, Серебрякова кивнула:

– Я готова.

– Грехи мои тяжкие, – Константин возвел руки к потолку, – эти бабские склоки меня доконают!

Татьяна села на диван рядом с Лилианой.

– Так… тишина на площадке.

Марина жестом показала Катарине взять поднос. В ту же секунду перед ее носом щелкнула хлопушка.

– Мо-о-о-тор! Начали!

Копейкиной не раз приходилось слышать о боязни камеры, но она и не предполагала, что страх перед объективом настолько велик. Тело ее окаменело, ноги начали подгибаться, в голове словно застучали стальные молоточки, кровь прилила к вискам. Застыв на месте, Катка попыталась шагнуть, но ноги не слушались, казалось, ее конечности накрепко прибили к полу десятисантиметровыми гвоздями.

Марина интенсивно размахивала руками.

– Стоп! – Константин вскочил с кресла. – Послушай, Катя…

– Ката.

– Да мне по фигу, как тебя зовут, хоть Дездемона фон Штрахцигель! Какого хрена стоишь, ты слышала команду – «мотор»?

– Да, но я вдруг…

– Никаких вдруг, после слова «мотор» начинай переставлять свои бревна, ясно?

Копейкина кивнула, пытаясь справиться с внезапно подступившей тошнотой. Ей стало очень жарко, лицо запылало.

– Приготовились, – возвестил Ручкин.

Снова противная хлопушка замаячила перед глазами.

– МОТОР! Начали!

Стараясь не уронить поднос, Катка сделала первый шаг. На подносе покоилась маленькая чашечка, но от страха ей казалось, что она несет пудовую гирю. Руки так и норовили подвести хозяйку. Наконец, приблизившись к столику, Копейкина пролепетала:

– Не желаешь кофейку, Танюш?

– Стоп! Стоп! Стоп! Ты что несешь, мать твою так-растак, какая Танюша, какой кофеек? Решила поиздеваться?

Катарина закрыла глаза.

«Боже, от волнения я все перепутала, я забыла, как зовут героиню Татьяны!».

– Константин Вольдемарович, бога ради, простите, я забыла текст.

– Текст забыла… ты голову забыла, вернее, у тебя ее никогда не было. Какой, к чертям собачьим, текст, два слова? Ты не в состоянии запомнить два простых слова?

«Четыре, я точно помню, что должна произнести четыре слова».

– Ваш кофе, Наталья Евгеньевна! – орал режиссер. – И все! От тебя больше ничего не требуют! Запомни, не кофеек, а кофе, и не Танюша, а Наталья Евгеньевна! И – «не желаете», черт возьми, а просто – «ваш кофе»!

– Извините.

– Катка, все будет хорошо, – подбодрила Карпова.

Единственным желанием Копейкиной было бросить ненавистный поднос и бежать. Бежать со съемочной площадки куда угодно, лишь бы не видеть всех этих людей и, главное, режиссера, которого она уже ненавидела.

Три следующих дубля ситуация никак не менялась: Катарина упорно путала текст. «Ваш чай, Елизавета Матвеевна», «Не желаете ли выпить горячего сока», и так далее.

На лбу Ручкина выступила испарина. После очередного «стоп» гримеры начали поправлять макияж Серебряковой и Карповой.

– Она даун, она точно даун! Стопроцентный! Ее надо отвезти в психушку! – лилось из уст режиссера. – Татьяна, где ты ее откопала? Эта штучка не в состоянии запомнить одной долбаной элементарной фразы! Из-за нее мы все теряем время, черт вас дери, время… ты понимаешь, что это такое? – Константин посмотрел на Кату. – Скорее всего, не понимаешь, так я объясню. Это огромные деньги, каждый твой промах влетает нам в копеечку, следующий блок серий должен быть готов через неделю, а мы не можем снять эпизод с прислугой!

Невероятным усилием воли Копейкиной удалось удержаться на ногах.

– Подправьте ей лицо, она вся мокрая, и давайте, в конце концов, соберемся.

Идея Карповна подошла к Катке, занявшись «ремонтом».

– Крепись, деваха, – прошептала гримерша, – я же тебя предупреждала – съедят. Но это цветочки, небольшая разминка, иногда здесь такие войны разыгрываются, жуть!

– Идея Карповна, вы из нее королеву хотите сделать, нельзя ли побыстрей, хватит возиться!

– Черт малахольный, – еле слышно сказала старуха и отошла от Копейкиной.

– Начали!

Видимо, сегодня действительно был несчастливый день. С десятого дубля Катарине наконец удалось сказать фразу, но потом начало «клинить» Серебрякову. Ручкин напоминал душевнобольного, его вопли слышались отовсюду.

Стоя рядом с Идеей Карповной, Ката вжала голову в плечи. Снимали сцену разговора матери с дочерью, то бишь Лилианы и Карповой. После того как Катарина принесла кофе, героиня Танюши должна была начать скандалить с матерью. Если Танька играла великолепно, то игра Лилианы оставляла желать лучшего.

– Лилиана, дорогая моя… любимая… драгоценная, – умоляющим голосом шипел Ручкин, – что с тобой сегодня происходит, ты не знаешь текста?

– Мне надо передохнуть пятнадцать минут, – Серебрякова бросила быстрый взгляд на режиссера.

– Дьявол, что опять не так?

– Все так, котик, просто мне нужен перерыв.

Ручкин посинел.

– Перерыв – пятнадцать минут, – возвестил он, направляясь к Серебряковой, – Лилиана…

– Не сейчас, Константин Вольдемарович, не сейчас, мне нужно побыть одной.

– Но…

– Пятнадцать минут!

Воспользовавшись перерывом, Ката хотела подойти к Танюхе, но ее окликнула Лилиана:

– Катарина, могу я поговорить с тобой?

– Со мной?

– Да, если не возражаешь, давай пройдем в гримерку.