Книга Я уже не боюсь - Егор Зарубов

Из колонок «Беларуси» замурлыкал Лагутенко:

«Достала… морская… меня болезнь…»

Мы хором орем:

– «Сушите! На веслах! Садимся! На якорь!!!»

Ветер, свистящий в опущенных окнах, вытягивает слова и музыку из салона и уносит в накрывшую проспект ночь.

На развязке уходим вправо, к Теремкам-2. Останавливаемся у супермаркета, который все по привычке называют универсамом. Несмотря на враждебный Колосу статус Теремков, в детстве почти все его обитатели, включая меня, вместе с родителями вынуждены были посещать этот магазин, так как на Колосе были только маленькие и пустые гастрономы, а здесь хоть что-то можно было купить. Впрочем, и сейчас нам приходится ездить в новый торговый центр «Магеллан», чтобы сходить в кино, – оба кинотеатра на Колосе, «Загреб» и «Прогресс», давно приказали долго жить. А летний театр на ВДНХ, где иногда показывали кино, и вовсе спалили.

Шмат стоит в оранжевой световой колонне под фонарем в каком-то идиотском вельветовом пиджаке – должно быть, отцовском, потому как карманы болтаются где-то в районе Шматовых коленей.

– Ты б еще галстук надел, – хохочет Жмен, когда Шмат, потеснив магнитофон, забирается в машину, и мы едем дальше.

– Ага. И в носок заправил, – добавляю я.

– Мы же к дамам едем. Надо выглядеть прилично. Не то что вы, в кенгурах.

– Да уж, эти дамы оценят твой прикид, не сомневайся, – продолжает смеяться Жмен, перестраиваясь в правый ряд и ныряя во дворы. Рядом со Шматом кассетный «Мумий Тролль» орет «Владивосток 2000».

– Ты уже решил, куда поступать будешь, а, Шмат? – спрашивает Жмен.

– Никуда. Мне ж только семнадцать, до призыва год еще…

– И что с того? Будешь фигней страдать? Приткнулся б уже куда-нибудь… – качает головой Жмен, который сам собирается после школы идти в армию. – Вон на Карася посмотри. По-любому поступит куда-то… Приличный человек потому что. Не то что ты.

– Ага, приличный… По ходу твой приличный человек, судя по роже, сейчас обрыгает тебе салон.

– Чего?!

Меня на миг действительно окутала дурнота от выпитого и пропитавшей салон «запора» бензиновой гари. Если б дело было днем, по жаре, точно блеванул бы.

«Запор», рыча, замирает у забора детского садика, за которым наискосок и параллельно друг другу, как полосы на батоне, стоят пять общаг. Вроде как вторая – нужная, швейно-парикмахерская. Рычание движка стихает, кусок забора с буквами «УЙ», залитый светом яркой фары, вновь тонет в черноте.

– А вы взяли поесть-попить? Ну в смысле бабам? – спрашивает Шмат, когда мы вылазим из машины и Жмен запирает ключом обе двери. Я открываю багажник и вытаскиваю из-под вороха грязного тряпья бутыль с вином.

– Ох как, мать вашу, обворожительно… – качает головой Шмат. – Увидят эту пыльную балсанку и сразу из одежды на вас выпрыгнут.

– Ты не выделывайся, а предложи что-нибудь получше, – бурчит Жмен.

– Вон ларек круглосуточный. Там «Амаретто» есть.

Шмат кивает в сторону сияющей у одного из подъездов будки.

– Ух ты, какие слова знаешь… – снова качает головой Жмен, втыкая в зубы сигарету. – А бабло где взять, а, Шмат, на твое вот это… ну, на то, что ты сказал?

– У меня полтаха есть, – гордо выпрямляется Шмат во все свои метр семьдесят два.

У Жмена блестят глаза. И это наверняка не только свет фонаря в них отражается.

– Ну так погнали, чего стоим?

У ларька топчутся два типа, похожих на космических пиратов из «Гостьи из будущего». Один высокий, здоровый и пузатый, с бритой башкой, другой – вытянутый кучерявый дрищ. Вспоминаю, как звали чуваков из фильма, – Крыс и Весельчак У.

– Слушай, ну всего пятьдесят коп не хватает же! – ноет Крыс у светящегося окошка.

Изнутри вылетают облачко сигаретного дыма и слова продавщицы:

– Ну вот, как их накопаете, так и приходите.

– Та ладно тебе!

– Слышь, чувак, дай мы купим, а там дальше будете… – говорит Жмен, приближаясь к амбразуре оконца.

Крыс поворачивает к нему лицо. На лбу у него пара-тройка шрамов. Один свежий.

– Вы кто такие, вообще? – говорит Крыс.

Я качаю головой. Плохо дело, сразу видно.

– Тебе не по фигу? Отойди, дай купить.

– А че ты ко мне на «ты», а? Ты, червь рахитный…

– Тебе шрамов на лбу мало? Новых наделать? – огрызается Жмен.

Потом все происходит очень быстро.

Крыс бьет правой, но Жмен уклоняется, успевает врезать левой в челюсть. Удар слабый, но на миг дезориентирует Крыса, который тут же пропускает куда более злую подачу в табло и хватается за хрустнувший нос. Пятится назад, из-под пальцев бежит кровь.

Весельчак тут же уматывает за угол дома, в темноту, с криком «Пацаны-ы-ы!!!». Эхо крика отфутболивают стены серых башен шестнадцатиэтажек.

Еще один удар Жмена – и Крыс, зацепившись за бровку, падает на украшающего клумбу лебедя из старой покрышки.

– Та-а-ак… А ну-ка погнали отсюда, бегом! – шипит Шмат, и мы уматываем к «запору». Бежим мимо тачки в тень между гаражами, но Жмен останавливается.

– Чего ты! Давай быстрей! – машет рукой Шмат. – Там этих гнид небось стадо целое бежит!

Из-за угла, за которым исчез Весельчак, слышно подтверждающее многоголосье. Крыс, сплевывая кровь на асфальт, поднимается. Тетка в ларьке хлопает окошком.

– Ща, погодь… – бормочет Жмен. Открывает багажник, хватает взятое в гараже тряпье и несется в темноту. Следом в пропахший мочой проем между гаражами ныряем мы со Шматом.

Прижавшись к ржавой стенке, скрытые тенью, мы наблюдаем за толпой, высыпавшей под яркий свет фонаря. У некоторых в руках блестят кастеты, все шарят взглядами по окрестностям. В центре гулко матерящегося роя пошатывается Крыс с измазанной в крови рожей, как индеец в боевой раскраске.

Шмат тихо дергает меня за плечо, и мы углубляемся в лабиринт гаражей. Заросли ржавых коробок позволяют по-тихому обойти детский сад и подобраться к общагам, не привлекая внимания Крыса, Весельчака и их своры. Впрочем, они явно продолжат искать нас и могут вскоре добраться сюда. А значит, следует поторопиться…

– Шмат, давай ты первый лезь… – кивает Жмен на темную коробку, высящуюся перед нами. Он говорит тихо, чтобы нас ненароком не услышали жаждущие знакомства друзья Крыса.

Я только сейчас понимаю, что через дверь в общагу вечером не попасть, если нет пропуска.

– Я… Чего? Куда лезть? – пялится Шмат на светящиеся окна. Первые два этажа от набегов посторонних защищены решетками. Их темные прутья поблескивают в оконном свете, как будто…

– Да они ж солидолом обмазаны! – кричит Шмат.