Книга Пределы неоднозначности - Мария Введенская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странно, что Чарли не сделала ни единой записи в своем блокноте. Вот если она выйдет живой из того дома, то сочтет это настоящим чудом, потому что так оно и будет. Яснее ясного. Даже степень ее удивления пока что находилась в своих обычных пределах. Ну а что такого – подумаешь, телепат. Засел где-нибудь и руководит ей. Но он прав, подумать о винтовке всё же стоит.
Итак, Кейси… Кейси-кажется-Парсон. Что же мне с тобой делать? Что же сказать такого, чтобы ты не снесла мою бедовую голову, вместо «здрасьте»?
Но это должно быть, как минимум, нечто действительно выдающееся. Нечто, из-за чего дрогнет ее палец на курке (дрогнет в хорошем смысле). Господи, как же Чарли во все это ввязалась? Какая большая разница между вчера и сегодня…. Вчера, когда всё было до тошноты обычно, и сегодня, когда тебя могут просто пристрелить, и вчерашняя обычность больше не кажется тошнотворной. Да, всё так. Ничего нового. Жизнь и вправду порой ведет себя как шлюха, готовая отдаться тому, кто больше заплатит, и это будет правильный выбор. Правильный, с любого ракурса.
Через минут десять на обочине появились первые брошенные автомобили. Зеваки… – пренебрежительно подумала Чарли и оказалась права. Скоро Шелби свернул с шоссе на узкую прилегающую дорогу, по краю которой волочились люди, словно зомби. Их было немного, в основном те, кто не знал точного места дома. Те же, кто оказался чуть более осведомленным, ехали вперед на машинах. Хотя, в общем-то, идущие не были уж сильно в проигрыше, потому что очень скоро на узкой дороге образовалась пробка, и вереница машин намертво встала. Люди бросали свои транспортные средства, чтобы углубиться в лес. Мышиного цвета форд тоже остановился.
– Не переношу зевак. – раздраженно сказала Чарли, озираясь, а потом повернулась к безликому спутнику. – И что теперь?
– Теперь? Выходи и следуй за людьми… за зеваками. – подчеркнул он ехидно. – А там уже войдешь внутрь и… я полагаю, ты подготовила вступительную речь?
– Нет. – с вызовом бросила та, и спросила. – А как же я внутрь-то войду? Там же куча народу! Телевизионщики, полицейские…. Как?
– Я помогу тебе?
– То есть ты всё-таки пойдешь со мной?
– Нет.
– Понятно. – устало буркнула Чарли.
Ей все это уже порядком поднадоело, если честно. Вся эта непонятица. Да, здорово, конечно, что у него свои безотказные методы, но этого не всегда бывает достаточно. Мог бы и войти в положение, что ли.
– Послушай, Кай. – позвала она, выходя из машины. – Когда… – она поправилась. – Если всё закончится успешно, если выйду живой, я бы очень хотела с тобой встретиться.
Когда Чарли говорила это, ее лицо оставалось непроницаемым, если не с налетом неприязни. Удивительно, с какой скоростью всё новое и интересное становится скучным и раздражающим.
– Другого я и не жду. – ответил на это Кай, не выразив никаких эмоций.
Чарли захлопнула дверь и сделала шаг, но потом замешкалась, отступила и нагнулась к опущенному ветровому стеклу. Она как будто цеплялась за соломинку, а точней за ветку, обглоданную короедами. Ты знаешь, что она сейчас сломается, но, тем не менее, продолжаешь пытаться спасти свою шкуру даже таким нелепым способом.
– А сдалась тебе вообще эта Кейси?
Кай повернул к ней голову, уставившись совершенно стеклянными глазами. По спине Чарли побежали мурашки.
– Поговорим об этом позже.
Чарли фыркнула. То неважно, то позже…. А если важно? А если позже уже не наступит?
– Иди. – приказал он, отвернув свои пустые глаза. – Уже пять. У тебя не так много времени.
– Разве?
– Время смерти нельзя отложить. Она может застрелить их и раньше по ряду причин, но не позже четверти седьмого.
– Но что же я тогда пытаюсь сделать, если время нельзя изменить? – устало спросила та, буквально повиснув на ветровом стекле.
– Ты пытаешься изменить не время, а обстоятельства – единственное, что можно изменить. А теперь иди, Чарли. Просто иди, а обо всем остальном я позабочусь сам.
– Не сомневаюсь. – устало бросила та и отошла от машины.
На самом деле, в глубине души, Чарли не думала, что умрет. Страха не было. Настоящего страха… и понимания, насколько всё серьезно. Ведь это не более чем игра. И Чарли – вовсе не Чарли, а какой-то другой персонаж из фильма. Она играла роль и была сторонним наблюдателем одновременно. Ведь это не с ней? С её-то проблемами зайти так далеко – невозможно. Ну, конечно, не с ней.
Чарли следовала за горстками людей, словно за муравьями, которые без устали тащили к своему муравейнику всякую всячину. Вечернее солнце пробивалось сквозь густые кроны редкими лучами, как будто кто-то там сверху искал их с фонарями. Пахло лесом, и влагой, и хоть медленно подкрадывался вечер, почему то казалось, что сейчас утро. Раннее утро, когда всё только просыпается. Даже люди перестали напрягать, представляясь какими-то безумными походниками или любителями пикников. Шествие продолжалось довольно долго, возможно, минут двадцать, а то и все полчаса. Где-то вдали справа просматривалась узкая лесная дорога, по которой Кейси, видимо, привезла девочек. Сейчас она была отрезана патрулем. Вскоре по нарастающему шуму Чарли поняла, что уже близко, а когда стала различать отдельные голоса, то увидела открытую поляну с довольно ветхим двухэтажным срубом с треугольной крышей, когда-то принадлежавшим леснику. Он стоял на возвышенности, поэтому хорошо обозревался с ее стороны.
Народу собралось тьма. Кто-то даже расселся на одеялах, закатив небольшой пикничок, уминая бургеры. Сюда приезжали целыми семьями. Чарли скривилась от всего этого…. Было много полицейских – они напряженно сновали перед желтыми оградительными лентами и настойчиво просили штатских расходиться по домам и не мешать работе правоохранительных органов. Один из них, видимо, самый главный, давал интервью репортеру местной телекомпании, микроавтобус с названием которой оказался в числе тех, кому позволили сюда проехать. За ним вдоль дороги стояли еще несколько из других местных телекомпаний и глянцевый черный автобус с национального телевидения. Также на обочине неуклюже кренились две машины скорой помощи, у которых разгоралась оживленная дискуссия между водителями всех подъехавших транспортных средств, медиками и заскучавшими полицейскими. Они стояли кружком, и до Чарли донеслись отголоски спора, суть которого упиралась в то, что микроавтобусы телекомпаний заняли всю первую линию, из-за чего «скорые» не смогут подъехать ближе, если потребуется помощь.
Раздраженно покачав головой, Чарли продолжила двигаться вперед, пробираясь через «задние ряды». Не сказать, чтобы люди стояли очень уж плотно, поэтому она с легкостью, огибая чьи-то плечи и локти, оказалась перед желтой ограничительной лентой, за которой помимо полицейских и репортеров томились родители девочек. Матери одинаково плакали, отцы успокаивали их роботоподобными движениями, но на самом деле не чувствовали ничего, находясь в глубоком ступоре. Впрочем, как и сама Чарли. Она казалась себе лабораторной крысой, которая добежала до тупика в лабиринте и теперь не поймет, что делать дальше – не обучена.