Книга Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова - Фридрих Незнанский

Он покосился на Тюркина, однако тот будто не слышал бригадира, продолжая чесаться спиной о доски вагончика.

— А как же ты здесь… один? — участливо спросил Безносов. — Да и рука…

— А что, есть варианты? — огрызнулся Евтеев. — Не мне же на табор тащиться.

Пожар в Дальнем урочище команда Шаманина добила только к полудню. До конца измотанные парашютисты и леспромхозовские работяги из последних сил стащили на очищенную для вертолета поляну ранцы, парашюты, лопаты, топоры и грабли и стали ждать «вертушку».

Вертолет прилетел, когда уже вовсю припекало солнце, были простираны и высушены у костра портянки, мужики смыли с себя зловонную жирную копоть таежного пожарища, и теперь кто подкреплялся разогретой на костре тушенкой с ломтем черствого хлеба, а кто гонял чаи с сгущенкой.

Теперь уже все знали и про убитого тигра, и о том, что Евтеев с Безносовым взяли с поличным Тюркина, который, якобы охраняя леспромхозовское добро на отработанной лесосеке, промышлял крупного зверя.

Когда погрузились в гудящую машину и расселись на жестких дюралевых скамейках, все мгновенно отключились, и следующие полчаса пролетели, как одна минута. Даже Безносов и Кричевский, буквально пораженный кощунственным, по его определению, убийством уссурийского тигра, сладко кемарили, устроившись на разложенных спальниках. Только Шаманин находился в состоянии непонятной полудремы, хотя глаза закрывались как бы сами собой. После того как он обошел нижнюю кромку выгоревшей сопки, откуда и начался пожар, и обнаружил под высоченным кедром сгоревшую землянку, он уже больше ни о чем не мог думать. Полусгоревший самодельный охотничий нож, который он нашел в землянке и который видел до этого не единожды, мог принадлежать только одному человеку. И если убит тигр, сторож леспромхоза Тюркин и хозяин этого ножа как-то связаны между собой…

Тяжелые мысли отгоняли сон, и все-таки в какой-то момент он закемарил, свесив голову.

Проснулся от того, что вертолет круто наклонился левым бортом, выписал огромную дугу над поредевшей лесосекой и, мелко задрожав, мягко опустился на траву. С трудом разлепив слипающиеся глаза, Шаманин увидел бортмеханика, который уже поднялся со своего «насеста» в кабине и готовился открыть дверцу. Правда, лицо у парня выражало тревогу и он подавал какие-то знаки руками, пытаясь в то же время перекричать шум работающей машины.

Шаманин насторожился. За этот день столько всего случилось, что он уже не ждал ничего хорошего.

Поднявшись со скамейки, он вопросительно кивнул охотоведу, однако Безносов недоуменно пожал плечами. Бортмеханик между тем открыл запор, потянул на себя заскрипевшую дверцу и тут же спрыгнул на землю. Следом за ним спрыгнули Безносов, Шаманин и Кричевский.

То, что они увидели, могло сразить наповал даже привычных к смерти людей.

Под окошком деревянного вагончика, ткнувшись размозженной выстрелом головой в землю и выкинув вперед руку, которой он все еще сжимал изношенный приклад «тулки», лежал леспромхозовский сторож Тюркин. А неподалеку, неуклюже подогнув под себя перевязанную руку, уткнулся лицом в крохотный островок травы бригадир комплексной бригады Евтеев, бывший морпех, прошедший Чечню. Рядом с ним, под рукой, лежал охотничий карабин, от пули которого, судя по всему, и нашел свою смерть неугомонный Тюркин.

— Что они здесь, дуэль, что ли, устроили? — раздался басок командира машины, и тут же замолчал, видимо сообразив, что его комментарии здесь излишни.

Первым пришел в себя Безносов. Пробормотав что-то маловразумительное, он подошел к уткнувшемуся лицом в траву Евтееву, из-под которого расползалось кровавое пятно. Осторожно, двумя пальцами, прощупал на шее уже безжизненную вену и, повернувшись лицом к остановившемуся за его спиной Шаманину, развел руками.

— Но может… может, он еще жив? — нарушил сгустившуюся тишину Кричевский. — Может, ему…

— Какой, на хрен, жив! — оборвал гринписовца Безносов. — Он же в грудь его, дуплетом. И я… я еще удивляюсь, как это у Евтеева сил хватило карабин вскинуть.

Поднявшись с корточек, он подошел к мертвому Тюркину, на запястье левой руки которого висел брючный ремень, и матерно выругался, проклиная себя за то, что не затянул петлю потуже.

— Может, связаться со Стожарами? — как бы советуясь с Шаманиным, спросил командир машины.

— Да, конечно! Пускай срочно милицию присылают.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 4

Если сказать, что Грязнов никогда не пожалел о своем скоропалительном и, скорее, импульсивном, нежели продуманном решении написать рапорт на имя министра внутренних дел и уйти с генеральской должности в отставку, распрощавшись при этом с Москвой, значит сказать неправду. И пожалел не единожды, кукуя в одиночестве долгими зимними вечерами в своей избе у подножия сопки Восточной, и порывался не единожды рвануть в родной для него город, чтобы вновь почувствовать его импульс, его страшной скорости кровоток, однако мешала собственная гордыня и то всепожирающее чувство вины за гибель Дениса, которое не отпускало все время, заставляя его вновь и вновь заниматься самокопанием. Порой, когда ему приходилось в одиночку уходить в занесенную снегом тайгу, отслеживая накрученные тропы браконьеров, которым, казалось, не было ни конца ни края, он вдруг стал замечать за собой некую раздвоенность, и от этого впору было запить по-черному. Однако он брал себя в руки и вновь улетал или шел на лыжах в тайгу, где, оказывается, было ничуть не спокойнее, нежели в той же Москве. Где кипели не менее жестокие страсти, где были собственные правила игры и где, оказывается, было не менее опасно, нежели ночью в московской подворотне или в глухом переулке.

Невольно отдалившись от своих друзей и сослуживцев, многие из которых при упоминании о бывшем начальнике скептически пожимали плечами, а то и просто покручивали пальцем у виска, он поддерживал связь только с Турецким, который, даже выкарабкавшись из госпиталя, продолжал оставаться для него самым верным другом, уговаривая не казнить себя за гибель племянника. И когда вдруг на ожившем мобильнике высветился номер Турецкого, Вячеслав Иванович поначалу даже глазам своим не поверил.

Где та Москва и где то зажатое сопками Пятигорье, куда порой легче на вертолете долететь или доехать на отечественной «Ниве», чем дозвониться по мобильному телефону.

— Саня! Уж не глюки ли это? И тебя ли я слышу?

— Успокойся и можешь попивать дальше, — хмыкнул явно довольный Турецкий. — Я!

— В таком случае, назови пароль, — принял игру расплывшийся от улыбки Грязнов.

— Прежний пароль или новый?

— Можно и прежним обойтись.

Турецкий помолчал немного:

— Господин-товарищ-барин, у вас, случаем, опохмелиться не найдется?

— Найдется! Но всего лишь двести граммов осталось!

— Годится и двести. Мне хватит. — Замолчал и рассмеялся раскатисто. — Ну что, отшельник хренов, найдется у тебя грамм двести для старого товарища?